правилам под присмотром настоящего тренера. При этом днём он так и продолжал бы преподавать физкультуру в школе, так как тренировки планировалось проводить вечером. Разве что в выходные дни они шли с 11 часов. Лихтер подумал и согласился, хоть ему и выделили всего полставки, посчитав, что учителем он и так, видимо, неплохо зарабатывает.

Я же как раз был из таких, кто любил «почесать кулаки» на улице. Не то чтобы я постоянно искал, кому бы расквасить нос, просто наш городок рабочий, молодежь предоставлена самой себе, собирается в стаи, нередки были драки улица на улицу. А уж если сдуру оказался один в чужом районе (да даже если с парой друзей – роли это уже не играло), то можно было быть уверенным, что домой вернёшься с разбитым носом и синяками. И это в лучшем случае! В уличных драках процветала жестокость. Ножами не резали, на то был негласный закон, в крайнем случае могли огреть штакетиной из забора, но пинали так, что некоторые «счастливчики» оказывались в больнице с переломами.

Вот и меня однажды в 14 лет угораздило оказаться там, где лучше было бы не появляться. Решил, что самый умный, срежу-ка я путь до школы, потому что элементарно проспал и опаздывал на занятия. Вот и срезал… Один против троих, при том, что двое – Федька Грузинов и Олег Листвянский – старше меня на год, а Колька Булавинцев хоть и был моим ровесником, однако габаритами превосходил даже меня, в котором уже тогда чувствовалась отцовская порода. Все трое учились в другой школе, восьмилетке, считавшейся не слишком благополучной.

Убегать я не стал, я никогда ни от кого не бегал, хоть и понимал, что в этой драке у меня шансов ноль. Прежде чем меня повалили в жидкую весеннюю грязь, я всё же успел разбить губу Федьке и больно пнуть носком ботинка по правой ноге Кольку, отчего тот прыгал на одной левой. Закрыв голову руками, я свернулся в позу зародыша в надежде, что попинают-попинают, да и уйдут, решив, что с меня достаточно. И так успели мне юшку пустить – это я пропустил точный удар Грузинова.

В этот момент и послышался шлепок, который сопровождал вскрик: «Ой!». Затем вдруг моё избиение прекратилось, и я услышал частый-частый звук удаляющихся шагов, словно кто-то убегал. Открыв глаза, я увидел, что убегают мои палачи, а рядом со мной стоит невысокий мужичок лет тридцати с небольшим, разглядывая меня своими голубыми глазами.

– Ты как? – спросил он, помогая мне подняться.

– Нормально, – пробурчал я, зажимая двумя пальцами расквашенный нос.

Осмотрел себя, насколько мог… М-да, в таком виде в школе лучше не появляться. Подобрал валявшийся в грязи портфель.

– Спасибо, – прогундел я, чувствуя, как под левым глазом набухает фингал.

– За что они тебя?

– Ни за что… Это их улица, а я срезать путь до школы хотел.

Незнакомец чуть улыбнулся:

– Понятно. А если бы они пришли на вашу улицу, ты с ребятами их тоже отмутузил бы?

Я пожал плечами, по-моему, и так всё было очевидно. В подростковой среде действовали свои законы, и никакому взрослому их изменить не удалось бы, хоть ты всех поставь на учёт в детскую комнату милиции.

– Тебя как звать?

– Женя… Евгений. – поправился я, чтобы выглядеть более взрослым.

– А меня Борис Янович. Борис Янович Лихтер. Слушай, Евгений, не хочешь боксом заняться? – последовал вдруг неожиданный вопрос.

Я искоса поглядел на мужика.

– А вы чё, тренер?

– Ну вроде того, – хмыкнул он.

Так-то я уже ходил в кружок радиолюбителей, организованный при нашей школе, и идея заняться боксом меня в тот момент не воодушевила. Пока Борис Янович не сказал:

– Есть в тебе что-то, я издали наблюдал за дракой, и решил вмешаться, когда тебя уже лежачего пинать начали. Вообще-то лежачего не бьют, но, видимо, на вашу среду это не распространяется. Так вот, есть в тебе кое-какие задатки, только шлифовать их нужно. Короче говоря, если надумаешь, то приходи к горному техникуму, на улицу Челюскинцев. Там пристрой есть, в нём я веду секцию бокса.

В секции я появился через неделю, когда синяки почти совсем сошли. Увидев меня, Борис Янович кивнул с таким видом, будто знал, что я приду.

– Ну привет, Евгений! Спортивную форму захватил? Трико и кеды? Тогда пойдём покажу закуток, который у нас раздевалкой зовётся.

И вот сейчас я стоял перед этим самым пристроем, глядя на мелькающие за окнами тени, и все эти воспоминания проносились в моей голове. Да, Лихтер, как я помню, был настоящим фанатом своего дела, мог пахать без выходных, у него даже в воскресенье проходили тренировки. А потом я решительно потянул дверь на себя и переступил порог.

В нос сразу ударил запах пота и кожи. Той кожи, которой обтянуты мешки и боксёрские перчатки. И странно, не встреча с родителями, а именно этот запах вдруг всколыхнул во мне что-то, и вот именно сейчас к горлу подкатил ком, а картинка стала мутной от выступивших слёз.

Борис Янович, которого я в прежней жизни не видел больше полувека, а в этой сразу после армии, то есть год назад, когда также навещал спортзал, работал на «лапах» с одним из парней, на вид лет двадцати, ростом и габаритами примерно моих. Остальным было примерно от 13 до 17 лет. У моего ровесника лицо незнакомое, наверное, с какого-то другого района, а так я бы его узнал. У меня память всю жизнь хорошая была. Заметив меня, Лихтер что-то сказал подопечному и, на ходу стаскивая с рук «лапы», направился ко мне.

– Здорово, Евгений!

Он так и называл меня по-взрослому, как я когда-то ему представился.

– На праздники своих навестить приехал?

– Здравствуйте, Борис Янович! Так и есть, святое дело – отец с матерью.

– Это верно, – он вдруг помрачнел. – А я вот свою на той неделе схоронил. Рак желудка.

– Соболезную, Борис Янович…

– Ладно, сам-то как?

– Да нормально, скоро сессия начинается, но я в своих силах уверен.

Ещё бы не уверен, я и дипломную работу могу хоть сейчас изобразить! Конечно, много лет прошло, но я на память никогда не жаловался, даже в старости.

– Раз так уверен – молодец! А с боксом как? Продолжаешь заниматься? У вас же Казаков в институте тренирует?

– Он самый.

– Хороший тренер, я его знаю, пересекались не раз на первенстве области. Ты его держись, он из тебя чемпиона сделает… Я слышал, ты на прошлом первенстве «Буревестника» до финала дошёл?

– Дошёл, – вздохнул я. – Проиграл из-за рассечения.

– Не расстраивайся,