— Я спрашиваю, не почему ты тут оказался, а как, — перебил меня Барков.

— Как-как… Проследил за тобой — вот и все. Нечего по ночам в Центр управления шастать…

Барков поморщился и повернулся к Груше.

— А я следила за ним, — охотно сообщила она. — Я думала, он что-то недоброе готовит. Таким, как он, доверять нельзя! А оказывается, все вот как… Оказывается, Тимоня следил за тобой. Так, значит, на корабль проник ты? Зачем?

— У меня… У меня были причины.

— Выходит, действительно ты… — разочарованно протянула Груша. — Почему, Петя?

Барков промолчал.

— Так… — Груша попунцовела. — Так…

Вот сейчас она была очень похожа на Гучковскую. Может, Груша — дочь Гучковской Майи Ивановны? Может, она тоже любительница перевоспитывать?

— Хм, землеройки затеяли побег… А мы вас в гляциологи посвятили… Мы уже почти нашли жизнь…

— Ты уже почти нашла жизнь, — перебил Грушу я. — А мы ее почти потеряли, зато чуть не приобрели остеохондроз и поясничную грыжу. Так что не надо тут сопли наворачивать!

— Куда идет это корыто? Я имею право знать. Или вы меня похитили? — с отвращением спросила Груша. Затем всхлипнула и по-борцовски повела плечами. — Если вы меня похитили, то я заявляю протест. Вы будете строго наказаны!

— Во дает! — восхитился я. — Сама прицепилась, а теперь еще недовольна. Да мы тебе жизнь спасли, между прочим! Ты бы Баркову хоть спасибо сказала!

— Требую немедленно сообщить мне пункт назначения! Куда идет корабль? Отвечайте! Или я… — Груша огляделась. — Или я…

— На Зарю, — сказал я. — Корабль идет на Зарю. И, думаю, часов через шесть мы будем там. К счастью.

Я зевнул и почесался.

— Он правду говорит? — повернулась Груша к Баркову.

Тут я замер. А вдруг он сейчас скажет, что не на Зарю, а на Новый Эквадор?

Барков что-то замялся, и я ответствовал вместо него:

— Через шесть часов мы сойдем на Заре, и я растворюсь между приличными людьми, загорающими на розовом песке. И вы меня до августа не найдете. Да! Я устроюсь в спасатели и отработаю всю практику в спасателях.

Я даже не удержался и показал Груше язык.

— Мы на самом деле летим на Зарю? — переспросила та у Баркова.

— LC 274 идет на Зарю, — как-то невесело подтвердил Петр. — Это правда…

— Ну, хорошо, — сказала Груша голосом, ничего хорошего не предвещавшим. — Я вам устрою Зарю, голубчики! Невидимки… Я вас в такую даль законопачу, Европа вам курортом покажется!

— Дерзай, — ответил я. — Ты ж у нас такая деятельная…

Вдруг мне в голову пришло нечто коварное. И я не удержался:

— Вот только сейчас я понял, почему она не хочет на Зарю и почему она такая любительница всяких подземелий. На Заре ведь все в купальниках ходят и в летних платьях, а с ее габаритами ни в один купальник не влезешь. Разве что в комбинезон!

Груша нахмурилась. С нее хорошо было бы сейчас портрет написать. Или лучше статую ваять. Отлить из бронзы или высечь из мрамора. Или просто высечь. Груша являла собой образ оскорбленной добродетели. Она как-то вся встопорщилась и внутренне засветилась гневом. Когда свечение достигло пика, Груша ощутимо ударила меня тяжелым взглядом и гордо удалилась в сторону трюма.

— Не надо бы так… — неуверенно бросил Барков.

— А ничего, пусть. Она-то с нами не церемонилась. Слушай, а мы что, всю дорогу будем здесь сидеть?

— Тут есть жилой блок, я проверял. Только маленький. И я не знаю где. Пойдем, чего, правда, здесь торчать…

Мы тоже выбрались из погрузочного терминала и оказались в трюме. Трюм был совершенно пуст. Ну, почти пуст. В нем был только тот длинный черный ящик. Я прошел мимо ящика спокойно, а Барков как-то не так. Он его полуобошел, что ли… Но я тогда внимания на его маневр не обратил. А зря. Надо было обратить внимание. Надо.

— Переход уже начался? — легкомысленно спросил я.

— Наверное, — пожал плечами Барков. — Какой-то странный ящик…

— Ящик как ящик. В таких раньше акваланги возили. На Заре очень популярны водные виды спорта. Пойдем все-таки поищем жилой блок…

Но искать жилой блок не пришлось. Я, во всяком случае, передумал его искать. Поскольку коридор оказался вполне комфортабельным. В виде трубы. В нем было удобно лежать. Я так и сделал — лег на пол.

Барков уселся рядом с мной.

Груши не наблюдалось, она отправилась в глубину корабля.

— Зря вы со мной увязались, — как-то с грустью сказал он. — Неправильно…

— Брось, — отмахнулся я, — ничего не зря. Отдохнем с тобой на Заре как люди. Ты ведь вряд ли там бывал? И я тоже не бывал. Побываем. Снимай рюкзак…

— Не…

— Слушай, а как твои пилюли действуют? Ну, чтобы невидимкой стать…

— Точно не знаю, — растерянно ответил Барков. — Она тебя как бы разворачивает… Нет, механизм ее действия я не знаю точно. Пойду-ка поброжу тут, посмотрю…

— Успехов! — пожелал я, устроился на круглом боку коридора и почти сразу уснул. С чистой совестью.

Один раз я проснулся и обнаружил, что чуть дальше по коридору спит Барков.

Груши по-прежнему видно не было.

Очнулся я от того, что кто-то бил меня по лицу, и открыл глаза.

— Вставай! — Барков влупил мне еще одну оплеуху.

С размаху влупил, так что зубы чвакнули.

— Ты чего дерешься? — Я сел.

— Вставай, прилетели.

— Куда? На Зарю?

— Не знаю… Может быть…

Барков нервничал. Был бледен, и кончики ушей мелко дрожали.

— Я бы сказала, куда мы прилетели, да только даже слов таких не знаю! — выдала Груша. Она тоже была здесь.

Я проморгался. Корабль мелко подрагивал, как бывает, когда идешь через атмосферу. Где-то далеко, наверное в трюме, взрявкивали посадочные сирены.

На самом деле — куда-то мы прилетели. Куда-куда… На Зарю! Скоро я выйду на пляж…

— Сейчас начнется продувка, — сообщил Барков. — Надо бежать.

— Какая еще продувка? — не понял я. — Мы же на борту.

— Нас нет на борту! — почти крикнул Барков. — Разворот… ну, та таблетка… она сбила автоматику погрузочного терминала. Боюсь, что и всего корабля… Компьютер нас не видит! Нас здесь нет! Когда ящик окажется на грунте, автоматика пустит по коридорам «термит», дезинфекцию…

Я поглядел на Грушу. Та кивнула в подтверждение. И тут же сказала:

— Только при чем здесь дезинфекция? Заря — земная планета, на ней никаких дезинфекций не проводят. Так что никакой продувки не будет. Ящик выгрузится, и мы спокойно выйдем. А потом отправимся обратно, на Европу. И вы, голубчики, будете у меня работать, как волы! Ломом и буром!