— Это кто?

— Я.

— Кто ты?

— Ортон.

— Ну, Ортон, дай мне спать спокойно; я тебе больше не верю, ты обманщик.

— Почему ты так говоришь? — спросил дух.

— Потому что ты должен был показаться мне и не сделал этого, хотя и обещал.

— Так я же выполнил обещание.

— Неправда.

— Я не солгал, разве ты ничего не видел, когда сел на кровати?

— Где?

— На полу твоей комнаты.

— Да, — сказал рыцарь, подумав с минутку. — Правда, когда я сел на кровати, думая о тебе, я увидел на полу две длинные соломинки, крутившиеся и дергавшиеся, словно лапки паука-сенокосца, оторванные от тела.

— Это был я, — сказал Ортон.

— На самом деле? — поразился сир де Корасс.

— Да, мне захотелось воплотиться в таком образе.

— Хорошо, тогда завтра воплотись в другом, ведь мне так хочется узнать тебя, а значит, надо тебя увидеть.

— Ты можешь потерять меня, если будешь так упорствовать, — сказал дух.

— Почему же? — отвечал рыцарь. — Я ведь хочу увидеть тебя только один раз и больше просить не стану.

— Обещаешь?

— Клянусь.

— Так вот, первое, что ты увидишь, когда встанешь и выйдешь в коридор, буду я.

— Договорились, — отозвался рыцарь.

— А теперь ты позволяешь мне уйти?

— Да, и от всей души, я хочу спать.

На следующий день сир де Корасс проснулся в третьем часу, быстро оделся и открыл дверь в коридор, но ничего не увидел, кроме ласточки, пролетевшей через разбитое стекло к своему гнезду, прилепившемуся у одного из окон. Увидев сира де Корасса, птица стала кружить над ним. Он же терпеть не мог ласточек, потому что они будили его на рассвете своим щебетанием, и хотел ударить ее хлыстом, который был в его руке, но задел только кончик ее крыла. Птица издала жалобный крик и улетела через то же разбитое стекло. Сир де Корасс несколько раз прошелся по коридору, с одного конца до другого, оглядывая пол, и стены, и потолок, но не увидал ничего, что можно было счесть его вестником. Он очень рассердился и решил хорошенько выбранить Ортона следующей ночью.

И вот в обычный час рыцарь почувствовал, что из-под его головы тянут подушку, и, уже не спрашивая, кто это (он глаз не сомкнул, так был сердит), сразу накинулся с упреками на вестника:

— Так ты пришел, лгун и обманщик…

— Кому ты это говоришь? — спросил Ортон.

— Тебе, скверный дух, дающий обещания и не выполняющий их.

— Ты не прав, я выполнил то, что обещал.

— Разве ты не обещал мне, что я тебя увижу, выйдя в коридор?

— Да, так ведь ты меня видел.

— Ничего я не видел, кроме противной ласточки, чье гнездо я велю разрушить и выбросить подальше.

— Так я и был той ласточкой.

— Ба, не может того быть!

— Еще как может, ведь ты ударил меня хлыстом по крылу и у меня рука совсем онемела.

— Правда, — сказал рыцарь. — Прости меня, пожалуйста, мой бедный Ортон, я ведь не хотел сделать тебе больно.

— Я не держу зла на тебя, — отвечал дух.

— Хорошо, если так; тогда укажи мне, как мне увидеть тебя завтра.

— Ты все-таки настаиваешь? — прозвучал печальный вопрос.

— Как никогда.

— Смотри же, сир рыцарь, как бы я не перестал тебе служить: не буду больше являться к тебе и рассказывать, что творится на свете.

— Не может такого быть, ты всегда будешь приходить ко мне и станешь для меня еще дороже и любезнее, когда я тебя увижу.

— Надо исполнять то, чего ты хочешь, — проговорил Ортон.

— Да, надо — подтвердил рыцарь.

— Ну, что ж, пусть будет так.

— Ты согласен?

— Да. Первое, что ты увидишь завтра, когда откроешь окно столовой, выходящее на двор, буду я.

— Хорошо, иди теперь, занимайся своими делами, я еще глаз не сомкнул от досады, что не увидел тебя, а теперь очень хочу спать, — сказал рыцарь.

На следующий день он проснулся поздно, потому что накануне уснул лишь после полуночи. Он сразу испугался, как бы Ортону не надоело ждать его и не вздумалось убежать, а потому быстро соскочил с кровати, пробежал по коридору, влетел с разбегу в столовую и распахнул окно. И тут он очень удивился: во дворе среди сорняков, выросших на кучах навоза, паслась самка дикого кабана, такая крупная, каких он никогда не видел, с такими отвисшими сосцами, словно она вскормила не менее трех десятков кабанчиков, и такая худая — просто кожа да кости, да еще длинная морда, вытянутая словно охотничий рог и непрерывно издававшая странное хрюканье.

При виде этой твари сир де Корасс страшно поразился: он никак не мог представить себе, что его любезный вестник Ортон может принять такой облик, и решил, что это действительно дикое животное, изголодавшееся в лесу и прибежавшее во двор замка поискать пастбища посытнее. И так как ему неприятно было смотреть на такую жалкую тварь, он позвал слуг и псарей и велел им спустить собак и выгнать веприцу из сада, задав ей жару.

Псари и слуги выполнили его приказ и спустили собак со свор.

Увидев свинью, собаки помчались на нее, ощерившись, но схватить могли только ветер: когда они достигли ее, она вдруг исчезла — растаяла в воздухе.

Сир де Корасс так и не услышал больше своего любезного вестника Ортона, а вскоре и умер — ровно через год, час в час, минута в минуту после описанного только что происшествия.

Оставался друг его, по совету которого сир Реймон вздумал увидать своего вестника, граф де Фуа, чей сын Гастон почивал в часовне францисканцев-миноритов в Ортезе, тогда как Ивен, его брат-бастард, воевал в Испании.

Прошло шесть лет со времени рассказанных нами событий. Граф де Фуа, сотворив молитву в уединении своей комнаты, как он привык, спустился в столовую, где уже поджидал его мессир Ивен, ставший рослым и очень красивым рыцарем, а также мессир Эрнантон Испанский и хронист мессир Жан Фруассар, которого рыцарь Эспер де Лион встретил в Каркасоне и довез с собой до замка Ортез, где они нашли самый радушный прием со стороны хозяина замка.

Они уже садились за стол, когда в дверях появился слуга и, не смея войти без приказания своего господина, молча ждал, хотя явно принес какую-то весть. Граф заметил его лишь через несколько мгновений.

— А, это ты, Реймоне, какие же новости ты принес? Кажется, ты был далеко.

— В лесу Спасенной земли, на пути в Памплону, в Наварре, монсеньер.