южные свиньи не в курсе, иначе бы торопились взять нас как можно скорее.

– Но откуда ты это знаешь?

– Мне сообщил об этом один купец, который возвращался из Западного тракта через Корвунт в Глеоф. Он сейчас сидит в таверне.

– Тогда об этом должны знать и глеофяне!

– Сомневаюсь… По словам торгаша, граф прибыл туда как раз перед отъездом купца. Его сиятельство может успеть на помощь, если мы продержимся хотя бы несколько дней…

– У нас нет этих дней, Милас! Ворота пробьют завтра, а наши трупы уже к вечеру будут болтаться на стенах!

– Я и так постарался потянуть время, выпросив неделю на раздумья, – с шумом выдохнул вождь и устало посмотрел на массу людей, спешно готовящихся к осаде. – На все воля божья…

Он уже собирался было пойти в таверну, чтобы поговорить с купцами, прибывшими из Глеофа, и, возможно, выудить еще какие-нибудь полезные сведения, но капитан поймал его за локоть. Повертев головой по сторонам, он едва слышно шепнул:

– Мы можем сдать город, Милас. Тогда нас пощадят.

– Они не пощадят нас, Хильд! Ты совсем сдурел, что ли, на старости лет?! – прошипел в ответ вождь.

– Но они обещали!

– Ты слышал, что сделали с жителями Ламойтета?

– Где это?.. Что за Ламойтет? – капитан охраны покачал головой. Он не знал о таком городе.

– Эка ты ничего не знающий, друг мой, – печально вздохнул вождь. – Это королевский город в Великой Флоасии. Глеофские свиньи тоже обещали им сохранить жизни. Знаешь, как они поступили с жителями, когда те предали короля и открыли ворота?

– Ну и?..

– Отымели баб от млада до стара и всех без исключения убили, а детям перерезали глотки. А всех выживших защитников поставили на площадь и заставили смотреть!

Хильд смертельно побледнел. Его жена была беременна пятым ребенком, а юные дочери вот-вот готовились связать себя браком с достойными мужами города.

– Это могут быть слухи! Если всех убили, то никто бы не рассказал об этом! Верить слухам, друг, – последнее дело.

– А ты хочешь проверить, Хильд? – Милас закашлялся, страдая от весенней простуды. – Готов рискнуть дочерьми и женой? Единственный, кому мы можем верить, – это наш господин! Остается надеяться лишь на него… И на Ямеса.

Покрывшийся испариной капитан стражи с силой сжал губы и пошел дальше раздавать приказы. Он так ничего и не ответил. Какая бы надежда ни теплилась в сердцах людей, все до единого понимали: Глеофу нужны не жители Корвунта, а сам город, имевший важное стратегическое значение. Если падет Корвунт, один из самых защищенных в южных землях Солрага, то Глеоф планомерно начнет отбирать и другие города, пока в конце концов не подойдет к самому Брасо-Дэнто.

В сопровождении десяти человек охраны, вооруженных тесаками и мечами, Милас де Меовин вошел в таверну. Он оглядел поднявших головы путников и торговцев, которые жаждали ответов, теряя время и золото в осажденном городе. Их было порядка двадцати пяти – от одетых по северным меркам неброско до купцов в пестрых одеждах, прибывших откуда-то из земель подле Черной Найги.

– Завтра с рассветом Глеоф начнет штурмовать город! – возвестил Милас поставленным, но хрипловатым от болезни и громких переговоров голосом. – Я знаю, что среди вас есть подданные Глеофа!

Люди молчали и лишь сверлили вождя взглядами. Сказанное знаменовало худшую для них развязку событий.

– Я не стану допытываться, кто откуда… Поэтому попрошу вас всех пройти в темницы, где вы пробудете пару дней. Либо меньше… – вздохнул вождь.

– В тюрьмы? Мы вам что, какие-то провинившиеся? Вы знаете, с кем имеете дело?! – распетушился худой мужчина с длинным носом.

– И с кем же?

– Я Кампасп, известный купец, владеющий двадцатью тремя лавками в Дриаде и Летардии! Как вы смеете сначала морить нас голодом, водить за руку в отхожее место, а потом сажать в узилище? – купец не унимался и злобно смотрел на вождя. Его куцая бородка дрожала от негодования.

– В мои обязанности входит уберечь город от соглядатаев и предателей. Я не буду допрашивать каждого! Так что прошу понять и пробыть в тюрьме несколько дней. Там вас будут хорошо кормить, уважаемые господа! Лучше, чем здесь…

Купцы и путники встревоженно переглянулись. Может быть, действительно здесь сидит соглядатай, который в нужный момент что-нибудь сотворит и облегчит проникновение в город глеофских войск?

– Неужели вы даже больных стариков посадите в грязные клетки? – из угла таверны раздался голос, переходящий в кашель.

Заметив в углу за стоящим в тени столом почтенного старца, вождь пришел в смятение. Не ожидал он, что придется отправить в тюрьмы такую благородную старость… Но затем подозрительным взглядом он скользнул по южному загару, крючковатому носу, карим глазам и пышной бороде.

– Лазутчиком может оказаться кто угодно, – ответил он. – И даже, скорее всего, им будет тот, на кого не думаешь.

Старец закашлялся в удушающих приступах.

«Этот и пару дней в тюрьме не протянет», – встревоженно подумал вождь. А вслух сказал:

– Хорошо. Те, кто плох здоровьем, останутся здесь, под присмотром нескольких вооруженных людей. Но не ждите лучших условий! Даже наоборот: любое неосторожное действие – и вы познакомитесь с собственными кишками! Понятно?

– Спасибо тебе за понимание, да хранит тебя Ямес, – прошептал старик, не переставая хрипло кашлять.

– Что же ты забыл в дороге, старый? – спросил вождь.

– Мой сын, как только я постарел и стал немощен, выгнал меня из дому… Вот я и иду теперь куда глаза глядят, кормлюсь чем придется, сплю под открытым небом и там, куда запустят добрые люди…

В таверне повисло гнетущее молчание. Оставлять старых родителей было нарушением главного завета Ямеса. Именно поэтому все без исключения смутились, повесили головы и задумались о собственных детях. Даже знаменитый торговец Кампасп с горечью вспомнил своего наглого сына, который лишь требовал от отца, но ничего не давал взамен.

– И еще, – добавил вождь, – тюрьма будет самым безопасным местом во время осады.

Теперь Кампасп и другие торговцы смотрели на вождя иначе. Из-за стола стали подниматься люди. Деловито переглядываясь, они направились к выходу в сопровождении восьми стражников. Двое же из них остались следить за тремя чужестранцами: массивным торговцем, худосочным коротышкой и больным стариком.

* * *

Вскоре таверна опустела. Лишь женщины привычно оттирали тряпками и так чистые столы, да двое охранников подозрительно зыркали из-под добротных шлемов на оставшихся иноземцев. Вскоре было решено, что никто из троицы не представляет опасности, а потому местные жители принялись болтать между собой, не обращая внимания на тихо шепчущихся в углу. Как знать, возможно, это последний разговор в их жизни?

– Почему ты не пошел в тюрьмы? – спросил первый, толстый, судя по облику купец.

– Тюрьмы находятся под землей. Я слышал о требушетах, – отозвался второй, коротышка, и снял с головы широкополую шляпу.

– И что?

– Вход в темницы могут обвалить случайным попаданием. А я не хочу сгнить там заживо…

Купец лишь презрительно хмыкнул, оглядев совсем невысокого, но крайне серьезного приятеля по несчастью, одетого в длинное коричневое платье с накинутым поверх желтым табардом. Затем он оценивающе посмотрел на его шляпу, сшитую по последней глеофской моде.

– Отчего же вы сами не спустились в тюрьмы? – спросил вдруг смуглолицый старик.

– На мне одежда южных купцов. Меня не тронут! – безапелляционно заявил толстяк, крутя на пальцах агатовые кольца. – В отличие от тебя, оборванец! Всех слабых и немощных всегда убивают первыми!

И он довольно гоготнул, отчего проницательный старик заметил в уголках его губ мелькнувший блеск длинных клыков.

– Как же вы это узнали, почтенный? – по лицу старика скользнула улыбка.

– Так же, как ты перестал резко кашлять. Чудом! – отозвался купец с жесткостью в голосе.

– Я не хочу провести последние дни своей и без того полной лишений жизни в сыром помещении. Увы, пришлось обмануть… Каюсь…

Тщедушный вид этого утомленного дорогой и тяготами человека успокоил купца, и он потерял к нему всякий интерес. Но теперь уже карие ясные глаза старика неотрывно следили за всем происходящим в таверне, порой останавливаясь на каждом невольном участнике осады.

– Есть ли разница, где проткнут брюхо мечом: в темнице или таверне? – вновь хмыкнул первый, грузный, и обратился к низенькому: – Может, под завалами лучше помереть, а? Как тебя зовут?

– Баддас. А тебя?

– Фин.

– Откуда ты, Фин? – второй уставился на желтые одеяния.

– Из Морайи.

– Надо же… – протянул довольно Баддас и потер деловито ладони. – Как показывает себя наследник Эадеса, юный Эадор? Они не уменьшили налоги для лавок на Белой площади, как обещали? Ты был на рынке, его расширили, да?

Толстый Фин промолчал. Не зная ответа, он нахмурился и пожевал губу.

– Много вопросов, – наконец буркнул он. – Что тебе с того, снизили ли налоги? Поговорить больше не о чем?

– Ну как так… – в смятении пробормотал низенький Баддас. –