Одновременно с этим ворвалась еще одна.

— Выйдите из класса. И Шульгу захватите.

— В смысле? — оскалился Шуля. — Да это толстый чихнул просто.

Раздался смех, Алик покраснел, но промолчал.

— Выйдите, я сказал! За допуском — к директору.

— За каким допуском… — протянул Шуля. — У нас такого нет в школе.

— Вот теперь будет.

— А вы новые правила устанавливаете?

— Да. Я жду.

— Ну я тоже жду, — пробурчал Шуля. — Почему я должен выходить? Вы не можете поддерживать дисциплину… Не даете должные знания… Так почему мы должны выходить?

Андраник и Кася тем временем собирали тетрадки, но не так чтоб бодро. Шея у препода покраснела, глаза засверкали. Видно было, что он хочет как минимум разбить стул об голову прикидывающегося дурачком Шули.

— Ты сам выйдешь, или помочь? Понравилось летать по коридору?

— Смотрите, как бы вы сами не полетели потом, — фыркнул Шуля. Он еще добавил неразборчиво «долбан». Преподаватель поднял журнал и хлопнул им об стол. Замер, ожидая, пока Андраник и Кася соберут свои шмотки. Китарь, кстати, сидел не с ними, делал вид, что в забавах участия не принимает. Вся троица вышла в коридор, ухмыляясь. Вол улучил момент и через трубочку пульнул катышком бумаги в Мазура.

— Вол! Ты тоже за дверь хочешь?

— А чо я?

— Ты олигофрен, что ли? Другие слова знаешь?

— Я не олигофрен.

— Такой хренью с катышками бумаги страдают малолетки в начальной школе. А ты уже половозрелый самец, — сказал Андрей Викторович, листая журнал. — Еще один выстрел — два в журнал и тоже за допуском. Понял?

— Понял.

Позади рядов парт грохнул трескучий дуплет — у Турки аж в ухе щелкнуло. За дверью раздался приглушенный гогот. Препод уперся ладонями в стол, опустил голову, будто бы изучая журнал, его покрасневшая шея по-прежнему выделялась на фоне белого воротника рубашки. Он поднял голову: каменное лицо, глаза пылают. Преподаватель обвел класс взглядом, выдохнул и сказал:

— Мы продолж…

Тут взорвалась еще одна петарда. В коридоре послышался вопль:

— Нормальный допуск, а?!

Следом смех и топот.

Тогда Андрей Викторович принялся рассказывать дальше об одиночестве и еще о чем-то отвлеченном, на взгляд Турки, совсем не связанном с обществознанием. За тем, как препод мало-помалу приближался к двери, наблюдали любопытные пары глаз. Хулиганы проталкивали петарды под дверь, в приличную щель. Возле порога теперь красовались ошметки разорвавшихся «снарядов», а под самым потолком, возле пыльных плафонов, витал сизый дым.

Одна петарда прожгла паркет, оставив круглое пятно гари размером с рубль. Андрей Викторович поелозил по пятну носком туфли, прищелкнул языком. Тут под дверь закатилась еще одна дымящаяся хлопушка.

Препод рванул дверь и выскочил в коридор.

Пацаны повскакивали со своих мест, петарда оглушительно разорвалась. В коридор высыпали преподаватели и другие ученики. Андрей Викторович возвращался по коридору, потирая костяшку правого кулака.

— Что такое? — спросила математичка Марина Игоревна. — Что за хлопки?

— Хулиганим, — бросил историк. На него теперь смотрели все, кто столпился в коридоре. — Извините, продолжайте занятие.

Он помедлил, потом увидел выглядывающих из собственного кабинета пацанов, во главе с Китарем и Плотниковым, сделал неопределенный жест, и пошел обратно.

Когда он проходил мимо Турки, тот заметил, что у него посинели и распухли костяшки кулака. В классе висела напряженная тишина.

— Ну что, давайте сразу запишем домашнее задание?

Кабинет сверкал чистотой. Сергей Львович расплылся в кожаном кресле и прикрыл глаза. Он не хотел шевелиться: головная боль едва-едва угомонилась на перине из четырех таблеток «но-шпы» и доброго глотка коньяка. Директору всегда казалось, что таблетки лучше действуют, если их разжевать, а уж малая толика алкоголя заставляет лекарство всасываться еще лучше. А то, что пишут в инструкциях — чушь.

В дверь постучали, директор кашлянул:

— Да-да, — и постарался чуть пошире приоткрыть веки, которые нещадно смыкал груз сонливости. — Войдите.

На пороге появился аккуратный мужчина в костюме. Вид портил слой пыли на туфлях и пятно мела на рукаве.

— О, заходите, заходите. История, обществознание… А ведь я вас предупреждал, что девятый «А» не из легких.

— Встречал хулиганов, но таких… — Андрей Викторович улыбнулся как-то странно, и выражение его лица не понравилось директору. Он встал, указал посетителю на кресло, а сам заходил по кабинету, заложив руки за спину.

— Вы же знаете, к чему подобное приводит. Между нами говоря, физический метод — действенный, не могу упрекнуть. Эмоции, опять же… Но у школы и так проблем выше крыши. Уволить вас — проблему не решит. Ребятам надо пройти программу, а искать кого-то… Знаете, я удивился, что вы согласились на эту вакансию. До вас пятеро преподавателей отказались. Пятеро! И две учительницы. Одну из кандидатур я сам завернул, там женщине под семьдесят лет. Не хотел рисковать, — директор развернулся к Андрею Викторовичу, окинул его взглядом, и одновременно проверяя, не шевелится ли боль в затылке. Заметил сбитые костяшки кулака, моргнул и сказал: — Да вы садитесь, в ногах правды нет.

— Спасибо, — кивнул историк и устроился в прохладном кожаном кресле. Сегодня за окном проглядывало солнце, и хотелось верить, что через месяц наступит настоящая весна. Но вряд ли так будет — март почти зимний месяц.

— Так вот… я вообще-то и сам сторонник крепких мер. Тем более с такими, как Шульга. Только это чересчур, я считаю. Еще раз повторю, что уволить я вас не могу, да и не хочу. Вы еще молоды, но все-таки попытайтесь контролировать свою горячую кровь.

— Понимаю, что оправдание будет звучать по-детски, но он первый ударил меня. Я перехватил его кисть, и так получилось, что немного перестарался. Рука соскользнула…

— Понимаю, понимаю. Но все-таки, — Сергей Львович поморщился. — Давайте впредь обходиться без подобных мер.

— Почему нельзя исключить из школы хулиганов?

— Понимаете, к нам сейчас и так повышенное внимание. Я ведь вам объяснял… Школу и без того чуть не закрыли.

— Но бездействие и безнаказанность повлечет новые инциденты. Не думаю, что эти… ученики ведут себя так только на моих занятиях.

— Другие преподаватели не жалуются и за допуском на занятия их не отправляют, — парировал Сергей Львович. — Не в упрек вам будет сказано.

— Новенький, кажется, Плотников — он тоже хулиганистый тип. Вы беседовали с ним перед тем, как принять в школу? Составляли психологический портрет?