В те обидные годы на судорожный вопрос ребёнка «Я что, всю жизнь так буду хромать?!» родители отвечали сначала различными подарками, потом стали отмалчиваться, а когда юноше стукнуло семнадцать, и формирование скелета, как выразился обычно немногословный отец, завершилось, предложили сделать сложную реконструктивную операцию.

Юный Христофорыч отказался, так как в его голове к тому времени созрел несколько иной план исправления собственной походки. Разницу в длине конечностей можно с успехом компенсировать толщиной каблука и подошвы!

Сейчас, мелко семеня на встречу со своим школьным товарищем, автором обидного прозвища, в молодёжное кафе «Бригантина», Потеха ловил себя на мысли, что не додумайся он в своё время до подобного гениального решения проблемы, вряд ли смог бы сейчас так быстро передвигаться.

Жидель уже занял столик и, ожидая своего друга, выказывал признаки крайнего нетерпения. Едва Потеха уселся напротив и, пожав бывшему однокласснику руку, кое-как перевёл дыхание, Жидель заметил:

– Легче, наверное, беременной слонихе сделать кесарево сечение, юбьтимсчя, чем дождаться, Христофорыч, пока ты соизволишь, наконец, явиться на встречу со старым другом.

– А ты, Юрашек, пробовал кесарить слоних?

– Нет, но уверен, что во время одной из таких сложных манипуляций ты и появился на свет.

Потеха настолько привык к оскорблениям Жиделя, что если одноклассник в данный момент нечто подобное бы не произнёс, то засомневался бы, за тот ли столик присел.

– Христофорыч, ближе к делу, – одноклассник заговорщицки подмигнул. – Я уже заказал твои любимые лобстеры, сейчас принесут. Можешь пока минералкой гортань промочить, чтоб сушняк не мучил.

– Ладно, изверг, колись, – пробурчал Потеха, открывая бутылку «Новолипецкой», – зачем вызвал, оторвал от дел, понимаешь…

– Я должен на время исчезнуть. Испариться для всех, длорпавыф. Меня ориентировочно не будет пару недель, – быстро заговорил Жидель, стреляя глазами туда-сюда. – Казалось бы, мелочёвка, но. Есть кое-что.

– Юрашек, куда это ты намылился? – перебил его Потеха, опростав с трудом стакан минералки. – Мне-то ты можешь сказать?

– Если успею, то расколюсь – тебе, единственному. Только в конце нашего разговора, а сейчас слушай и не перебивай, времени крайне мало! Ты мне должен помочь.

Смачно отрыгнув, Потеха кивнул – дескать, продолжай, я слушаю.

Жидель набрал воздуха в грудь, но так ничего и не сказал, поскольку официант принёс заказ, и бывшие одноклассники вынуждены были «приступить к трапезе».

– Как я понимаю, – неспешно орудуя ножом и вилкой, пробурчал Потеха, – одна из формул катализатора сработала. Хочешь, угадаю, какая? Та, что с бензольным кольцом, я прав?

– И да, и нет, – раздражённо отреагировал профессор. – Ту, что ты помнишь, она промежуточная, фывапролд, сама по себе погоды не делает. Но я сейчас думаю совершенно про другое. Да, катализатор синтезирован, формула получена. Кстати, что там с контуром?

– Готовы, Юрашек, причём оба: и «бета», и «альфа», – не переставая жевать, Потеха начал брызгать слюной. – И с поляризатором всё в ажуре, хоть сейчас вводи в него формулу и направляй луч на кого хочешь. Причём, заметь, наличие одежды на объекте не играет никакой роли.

– Здорово, юбьтимсчя! – Жидель произвёл несколько боксирующих движений в воздухе. – Именно на этом этапе нужно кое-что сделать, дабы потом не кусать локти. Обезопасить наше с тобой изобретение. Для этого надо исчезнуть из… реальности! С помощью нашей формулы, Сига!

– Даже так? – Потеха перестал жевать, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Обернувшись на окно, разглядел там бомжа устрашающей наружности с бельмом на глазу, который тут же исчез. – Но почему ты решил «рвать когти» именно сейчас? Что тебя настораживает, Юрашек?

– Есть пара симптомов, – уклончиво промямлил Жидель, посмотрев на то же окно, что и его одноклассник. – Но главное – это моя интуиция! Она меня никогда не подводит. Витает что-то нехорошее в воздухе, и при этом концентрация сгущается! Я чувствую опасность, но не знаю, откуда она может прийти, с какой стороны её ждать.

– Ты мне на рыльце пестика всякие опилки не кроши, всё равно не опылюсь, – Потеха замахал вилкой так, что капли оливкового масла едва не попали Жиделю в тарелку. – Ишь, в воздухе витает у него что-то. Колись давай, что насторожило! Я, к примеру, ничего не чувствую.

– Да уж, твоё рыльце опылишь, кажется. Вспомни школу и университет! Почему мне всегда попадались те билеты, ответ на которые я знал, а тебе – наоборот, хотя ты был готов к экзаменам всегда лучше, чем я?

– Побойся бога, Юрашек! – закашлялся Потеха. – Мы на разных факультетах с тобой учились. Где твоя совесть женская? Не хочешь меня посвящать, не надо, только воду не мути, умоляю! Я тебя знаю лучше других!

– Учились на разных, а водку после сессии хлестали вместе. Ты уже не помнишь, Сига, как негодовал по поводу своих неудов?

– Кто старое помянет.

– А кто забудет, тому оба. Ладно, проехали, – примирительно улыбнувшись, Жидель подмигнул старому другу. – Так и быть, длорпавыф, расколюсь.

Оглянувшись по сторонам, Жидель достал из саквояжа небольшой свёрток и положил рядом с тарелкой Потехи.

– Что это? – вытерев рот и руки салфеткой, поинтересовался одноклассник.

– Улика, которая не даёт мне покоя. Я нашёл её у себя в кабинете пару месяцев назад после того февральского разговора, помнишь?

Потеха развернул оберточную бумагу и увидел в полиэтиленовом пакете разбитую колбу.

– В твоей лаборатории колбы не бьются, Юрашек?

– В лаборатории ещё как бьются, йцукен, только никогда ещё такие убийственные осколки не оказывались в моём кабинете за моим креслом. Этой штукой, Сига, согласись, весьма удобно перерезать глотки! Тебе продемонстрировать?

– Что ты, что ты, – Потеха закрылся руками, словно Жидель занёс кулак для удара. – Не надо, я и так верю.

Жидель снова оглянулся вокруг и полушёпотом продолжил:

– Я не останавливаюсь на полпути, ты меня знаешь, юбьтимсчя! У меня есть знакомые в прокуратуре, я незаметно взял твои отпечатки пальцев, ты уж прости, и Васятки. Это не представляло труда. И вместе с разбитой колбой отправил в лабораторию.

– Так ты и меня подозревал? – уточнил, побледнев, Потеха.

– Извини, Сига, но вы с Васькой мне одинаково дороги. Больше подозревать мне некого, йцукен. Так вот, на разбитой колбе – его отпечатки. Причём, как мне объяснили криминалисты, отпечатки расположены именно так, как если бы он хотел кому-то перерезать глотку! Не раствор налить, а убить, усекаешь?

– О, господи. Васька?

– Не всё так просто, Сига! Я проанализировал тот день почти посекундно. Я нашёл, где была разбита колба – там тоже остались осколки. Так вот, длорпавыф, это не наш Васятка, а другой. Наш не мог, тем более – он слышал, как разбилась колба. Я тогда не придал этому значения. Если бы сам разбил, он не поставил бы меня в известность!