Кубарь постучал в ворота рукояткой плети.

— Эй, стражник, отворяй!

Открылась калитка. Появилась бородатая физиономия мужика в рубахе до пят.

— Лавр?

— А ты кого, Мирон, ждал?

— Я никого не ждал. Да и боярин, судя по всему, тоже. Он встал поздно, недавно в церковь сходил, сейчас трапезничает.

— Ты и далее нас держать на улице будешь или, может, все-таки впустишь во двор?

— Отчего не впустить. Сейчас открою. А кто это с тобой?

— О том боярин знает.

— Ну, коли так, то и ладно.

Холоп Мирон распахнул створки ворот, всадники въехали во двор. Появился служка, малец по имени Санька. Лавр и Емельян передали ему коней.

Видимо, боярин Воронов услышал шум на подворье. Он вышел на верхнее крыльцо, вытирая полотенцем руки.

— Лавр?

— Приветствую тебя, боярин. Вот вернулся и человека нужного привез.

— Идите наверх. Оба! А ты, Мирон, кликни Алексея, пущай баньку затопит, стряпухе вели еды приготовить.

— Сей же миг сделаю, боярин.

Хозяин дома завел людей, прибывших из Москвы, в горницу, обставленную довольно дорогой мебелью, сел в деревянное кресло.

Кубарь и Горин разместились на лавке у стены.

— Умаялись? — спросил Воронов.

— Есть немного, — ответил Кубарь.

— Ничего, сейчас поговорим, а потом и отдохнете. Как, Лавр, принял тебя боярин Толгаров?

— Как и положено принимать гонцов. Он меня выслушал и был немного удивлен, особливо когда узнал о родстве Емельяна. — Кубарь кивнул на Горина.

Тот покачал головой и заявил:

— Не только он был удивлен.

— Ладно. — Боярин усмехнулся. — Новость, конечно, для Никиты Демьяновича не из приятных, но что поделать? Такова жизнь. — Он взглянул на Горина и спросил: — А скажи мне, Емельян, давно ли ты виделся с братом своим названым?

Ключник Толгарова чуть помедлил, припомнил и ответил:

— Месяц назад где-то.

— Угу, чрез три недели после того, как у Черного леса был разграблен обоз псковских купцов. Много добра тогда разбойники взяли, а людей всех перебили. Много ли получил тогда твой братец, Емельян?

Горин нахмурился и ответил:

— Мне об этом ничего не ведомо.

— Почему же не ведомо-то? А кто тогда на Ильинку приезжал, а позже на двух телегах вывозил товар на склад купца Сыча?

— Сам ведь все знаешь, боярин. Зачем же тогда спрашиваешь?

Воронов повысил голос:

— А затем, что если ты не сделаешь то, что мне нужно, я сгною тебя в темнице. Вместе с братцем. Кончится его двойная жизнь.

— А сможешь?

— Ты что, холоп? Кого возомнил из себя?

— Да никого, боярин. Только коли ты до сих пор не выдал Козьму, то и далее этого не сделаешь. Потому как боишься ты моего названого брата и его шайки. Знаешь, что разбойники за своего атамана достанут тебя везде, где бы ты ни прятался.

— А ты, смотрю, наглец, холоп.

— Почему? Говорю то, что думаю.

— Ладно, не собачиться же я тебя сюда вызвал. Мне надо встретиться с Козьмой Пурьяком.

Горин кивнул и сказал:

— О том мне известно.

— Его починок недалеко отсюда, в версте. Тебе надо поехать туда и договориться с братцем о моей с ним тайной встрече.

Ключник боярина Толгарова хмыкнул и поинтересовался:

— Тайно, это как? Козьме надо неприметно сюда, на село приехать, или ты сам на починок к нему заявишься? Это, конечно, в том случае, если Козьма вообще согласится встретиться с тобой.

— Согласится. Иначе его гробы никому на Твери не будут нужны.

— Они и Козьме не нужны.

— Тяжелый ты человек.

— Какой уж есть. Но просьбу твою, боярин, я исполню. Съезжу к братцу, поговорю, передам просьбу, привезу ответ. Все сделаю так, как ты повелел.

— Ну и ладненько. Вечером и поедешь. Как стемнеет.

— Поздно. Семья спать ляжет.

— Тогда сам называй время.

— Помоемся, перекусим, чем угостишь, отдохнем немного, и в путь. К ужину надо быть на починке.

— Добро. Так и порешим.

— Значит, мне надо Козьме сказать, что ты, боярин Воронов, желаешь лично и тайно встретиться с ним? Причин не раскрывать?

— А ты о них знаешь?

— Да так, слышал кое-что.

— Слышал — еще не значит, что знаешь. Никаких причин. Просто скажи, что я желаю с ним поговорить.

— Хорошо. Я один поеду, или ты Лавра ко мне приставишь?

— А он-то зачем? Чтобы Пурьяка спугнуть? Один поедешь. Кубарь тебя только до балки доведет. Оттуда прямая дорога к починку. Ты понял, Лавр? — Боярин строго взглянул на своего холопа.

— Понял, Всеволод Михайлович.

— А ну кликни Мирона!

Тот явился без промедления.

— Я, боярин.

— Что с баней, трапезой, местом отдыха?

— Все готово, боярин.

Воронов встал и заявил:

— Тогда отведи их в баню и передай Алексею. Саньку же скажи, чтобы коня моего вывел из конюшни. В Тверь поеду.

— Мне с тобой отправляться? Или еще кого возьмешь? Время-то неспокойное!

— Один поеду. Чему быть, того не миновать.

— Это верно.

— Все, ступайте!

Мирон увел Кубаря и Горина.

Боярин переоделся в дорогое платье, вышел во двор.

Там его уже ждал служка с конем.

— Отворяй ворота, — повелел боярин и запрыгнул в седло.

Служка бросился к городьбе.

Боярин выехал с подворья, проскакал по селу, перекрестился на церковь. За околицей он не пошел по дороге на Тверь, а свернул в лес, на тропу, которая шла в уездный городок Вербеж. Три версты боярин одолел быстро, въехал в селение и сразу направился к подворью Бориса Владимировича Коновалова. Князь Микулинский поставил его здесь, в Вербеже, своим наместником.

Тот находился в саду. Слуга позвал его.

Завидев Воронова, Коновалов радушно, но с заметной долей притворства расставил руки и заявил:

— Какие гости! Всеволод Михайлович!.. Не ждал, признаюсь, но очень рад. В дом пойдем или тут, в саду, поговорим? Ты же за этим приехал?

— В саду, кроме нас, есть кто?

— Да некому тут быть. Садовник недавно помер. Жена моя с сыном в Твери, слуга, ты сам видел, у ворот остался. Более у меня народа нет. Я же не князь Дмитрий Иванович, чтобы иметь свиту.