— Никаких чеков, леди. Он нам уже пытался впарить свои чеки, — покачал головой водитель.

— На моем счету деньги есть, — уверила его Петра.

— Все так говорят.

Петра наградила его испепеляющим взглядом, к которому Бун за время общения уже успел привыкнуть.

— Не хамите мне, — ледяным тоном произнесла она. — Скажите, сколько он должен, и мы забудем об этом.

— Босс запрещает мне принимать чеки, — уперся водитель.

— А кредитки принимать он вам не запрещает? — тяжело вздохнула Петра.

— Его кредитку? — Водителя подобное предположение страшно позабавило.

— Мою.

— Мне надо уточнить.

Петра протянула ему свой мобильник. Через пять минут водитель отцепил фургончик, и с лица Буна наконец сошло выражение непередаваемого ужаса.

— Надо сказать, я шокирована, — заявила Петра.

— Тем, что я не плачу по счетам? — не понял Бун.

— Тем, что у вас вообще есть счета.

— Спасибо вам, — поблагодарил Бун.

— Вычтем из вашего гонорара.

— Я напишу вам расписку, — успокоил ее Бун, удобно устраиваясь на знакомом до боли водительском сиденье, обивка которого держалась только благодаря полоскам липкой ленты. — Значит, по-вашему, это уникальный антиквариат?

— Это кусок дерьма, — отрезала Петра. — Теперь-то мы можем отправиться на поиски мисс Роддик?

Будет весело, подумал Бун.

Поиски мисс Тэмми Роддик меня не разочаруют.

Будет охренительно весело.

Спустя две минуты Бун все еще безуспешно заводил машину, пытаясь одновременно удержать на коленях пластиковый поднос и ковыряя еду пластиковой вилкой.

Он снова повернул ключ зажигания. Мотор взвыл, закашлялся и застонал, что твой пьяница с похмелья.

Петра осторожно смела с пассажирского места обертки от фастфуда, достала из сумочки платок, протерла сиденье и аккуратно уселась, прикидывая в уме, во что ей обойдется химчистка костюма.

— Мне же надо питаться во время слежки, — объяснил ей Бун.

Петра огляделась вокруг:

— Не машина, а помойка на колесах.

Сурово, подумал Бун. Он предпочитал выражение «творческий беспорядок».

В салоне валялись плавки, несколько толстовок, около дюжины пустых стаканов и пакетов из разнообразных забегаловок, ласты, маска и трубка для подводного плавания, множество разнопарных сандалий и шлепанец, пара-тройка хлопковых рубашек, одеяло, кастрюля для варки омаров, дезодорант, три тюбика из-под крема от загара, шесть пустых пивных бутылок, спальный мешок, остатки колеса, молоток, лом, алюминиевая бейсбольная бита, пачка дисков — «Коммон Сенс», «Свитчфут» и «Кау Крэйтер Бойс», — бесконечное количество пустых кофейных стаканчиков, банки с воском для досок и затрепанная распечатка «Преступления и наказания».

— Вы, наверное, думали, что это книжка про садомазохизм, — ехидно предположила Петра.

— Я прочел ее в университете.

— Вы ходили в университет?

— Ага. Почти целый семестр выдержал, — соврал Бун.

Вообще-то Бун выдержал все семестры в университете Сан-Диего и получил диплом криминалиста, но Петру разубеждать не стал. Зачем ей знать, что, возвращаясь после прекрасного и утомительного дня, заполненного сёрфингом, в свой дом (где нет телевизора), он больше всего любит почитать за чашечкой кофе под шум океана?

О таком никому не рассказывают. Даже своим ребятам из команды конвоиров, и уж тем более остальным сёрферам Южной Калифорнии, для которых любое проявление интеллекта — серьезный faux pas. Разумеется, никто из них не признается, что вообще понимает, что такое faux pas, или знает еще какие-нибудь французские словечки. Ужас ведь не в том, что ты знаешь такие вещи; ужас, если ты о них говоришь. Найди кто-нибудь у него в машине самую грязную порнуху, это было бы не так страшно по сравнению с томиком Достоевского. Джонни Банзай или Бог Любви Дэйв принялись бы беспрерывно над ним глумиться, несмотря даже на то, что Джонни был начитан ничуть не меньше Буна, а Дэйв отличался энциклопедическими познаниями в области ранних вестернов.

Но, подумал Бун, пусть эта англичанка и дальше погрязает себе в стереотипах.

Кстати, о стереотипах…

— А это что, правда ваша машина? — заговорила Петра. — Или тут просто живет семейство гигиенически неполноценных земноводных?

— Да отцепитесь вы от «бунмобиля», — фыркнул Бун. — Не зарекайся, гласит народная мудрость. Не то и сам не заметишь, как сядешь за руль «бонго».[16]

Хоть он в этом и сомневался.

— Вы дали своей машине имя? — изумилась Петра.

— Ну, на самом деле это Джонни Банзай придумал, — ответил Бун, чувствуя себя нашкодившим подростком.

— М-да. Ваше развитие не то что замедлилось, а просто-таки заснуло коматозным сном.

— Вылезайте из моей машины, — холодно велел Бун.

— Да я серьезно говорю.

— И я тоже. Вылезайте.

— Никуда я не вылезу, — заявила Петра, усаживаясь поглубже в кресло.

— Нет, вылезете.

— Почему?

Бун не знал, что ответить. Она ведь его клиент, в конце концов, да и поиски стриптизерши вряд ли могут быть для нее опасны.

— Послушайте, просто уйдите, и все, ясно? — выдавил он лучшее, до чего смог додуматься.

— Вы меня не заставите, — упрямо возразила Петра.

Буну почему-то показалось, что эти слова она произносила не единожды. В них была доля истины. Он взглянул на Петру.

— У меня перцовый баллончик в сумке, — предупредила она.

— Зачем вам баллончик, Пит? Если на вас нападет какой-нибудь амбал, вы поговорите с ним минутку, и он сам себя им обработает.

— Надо было на моей машине ехать, — пробурчала Петра.

— Позвольте задать вам один вопрос, Пит. У вас есть парень?

— Что? При чем тут…

— Да или нет?

— Да, я встречаюсь с мужчиной.

— Он что, настолько убогий?

Петра удивилась, как глубоко ее задела эта глупая фраза. Бун заметил, как у нее дернулось веко, а на щеках проступил румянец. Неужели она все-таки не стопроцентно железная леди, какой хочет казаться?

Он почувствовал себя виноватым.

— Попробую завестись еще раз, — решил он. — Если не получится, возьмем вашу машину.

Он провернул ключ, и мотор завелся. Звучал он безрадостно — кашлял, фыркал и рычал, — но все-таки работал.