способные «пробить» этот здоровый прагматизм. Что я могу ей сказать? Что её сын мечтает стать учёным? Клавдия это и без меня знает. Но жизнь научила её тому, что мечты у таких людей, как она и её сын, как правило, не сбываются. Разве можно обвинять её в том, что она хочет обеспечить сыну синицу в руках, вместо того, чтобы поощрять его гоняться за журавлём в небе?

В комнате Коля постелил Вадиму на диване, а мне поставил раскладушку. За окном была сплошная темень, ни одного огонька. Шторм был в самом разгаре. На улице что-то хлопало и скрипело. Между порывами ветра было слышно, как низкими тонами шумел прибой. Под эту «музыку» я и заснул.

Глава 5

Разбудили меня пронзительные детские голоса за окном. До определённого возраста дети не столько говорят, сколько кричат, давая выход переполняющим их эмоциям – радости бытия и ожиданию чего-то очень хорошего, что непременно вскоре должно случиться. Бороться с детским криком бесполезно, единственное лекарство – взросление и понимание, что праздник детства закончился и ничего хорошего от жизни ожидать уже не приходится.

Я заглянул за шторы. Картина по сравнению со вчерашним днём разительно изменилась. Шторм закончился. Ветер сменил вчерашний свой гнев на милость, он порвал облака, и они белыми клочьями летели по небу. Ослепительно яркий свет заливал пейзаж за окном, даже глазам было больно. Оказалось, холмы вокруг посёлка были покрыты ещё зелёной травой, а вчера через пелену дождя она выглядела пожухшей. Море успокоилось, шум прибоя стал тише и ласковее. Даже крик чаек перестал наводить тоску. Природа повеселела, и это рождало совсем другое настроение – приподнятое, оптимистическое, не то, что вчера.

На своей лежанке заворочался Вадим. Он приподнял всколоченную голову, посмотрел на меня туманным взглядом. Немного погодя произнёс хриплым спросонья голосом:

– Слушай, Сергей, я с ужасом вспоминаю вчерашнюю пьянку!

– Разве это пьянка, если наутро всё помнишь?

– А что же тогда это было, если не пьянка?

Вадим задал свой вопрос на полном серьёзе. Случившееся вчера вечером было для него экстраординарным событием: перед сном он признался, что выпил свою годовую норму. Ну что ж, мужчина должен периодически «раздвигать границы возможного».

– Да просто посидели в хорошей компании.

– Насчёт хорошей компании… – Начал было Вадим, но, видно, передумал и не закончил фразу.

На кухне хозяйничала Клавдия, ей помогала какая-то молодая девушка.

– Я выгнала детей гулять на улицу, чтобы они вас не разбудили, – Наша хозяйка с утра была под стать погоде, такая же весёлая.

«Благими намерениями…», – подумал я, но ничего не сказал: Клавдия ведь хотела сделать, как лучше.

Я не стал мешать женщинам. За завтраком выяснилось, что девушка в доме оказалась неспроста. Её звали Полина, она работала учительницей в поселковой школе. Сегодня, в субботу, дети не учились, и Найдёнов попросил её показать нам окрестности. «Вы обязательно должны осмотреть остров, – уверяла нас Полина. – У нас уникальная природа, такого, как здесь, вы нигде больше не увидите».

– А что это за гора над посёлком?

– Это не гора, а вулкан, называется Шептун.

– Действующий?

– Он считается действующим, но на памяти человечества не извергался ни разу.

– Наверное, поэтому ему и дали такое ласковое название – Шептун?

– Нет, это потому, что на его склонах много фумарол. Издалека звук пара и газов, вырывающихся из фумарол, в самом деле напоминает шёпот великана.

– А что такое фумарола?

– Пойдёмте со мной, сами увидите! И фумаролы, и кальдеру, и много ещё чего интересного.

Зря она меня уговаривала: я с самого начала был согласен. Тем более, что и экскурсовод был очень милый, про таких говорят: «приятная женщина»…

А вот Вадим отказался. Он высокий и полный, вся его фигура свидетельствует о том, что он не привык ограничивать свой аппетит, но пренебрегает движением. Дома на видном месте у него стоит пудовая гиря. Заниматься с ней ему лень, но он её не убирает: «Пусть стоит… как немой укор!».

Однажды я подбил его на велопоход по ближайшему Подмосковью, сам-то я «велосипедная душа». Ради такого случая Вадим приобрёл крутой велосипед – на хорошем асфальте шины у него шуршали, как у «Мерседеса». С ним Вадим стал, как говорится, вооружён и очень опасен… в первую очередь, для самого себя. Я затратил уйму времени, пока приучил его к правильным реакциям, в частности, перед препятствием давить на тормоз, а не нажимать на звонок. В его оправдание могу сказать, что мне велосипедная наука тоже далась не сразу: автомобилистам пришлось пару раз объяснять мне, кто я такой на самом деле.

Мои труды всё-таки оказались напрасными, Вадим так и остался вялосипедистом. Он не смог бы обогнать даже конькобежца из Центральноафриканской республики. Через полдня езды по потрясной (первый слог в этом слове опущен) дороге он до такой степени вспотел и устал, что решил прекратить свои мучения и прямо посреди длиннющего тягуна уехал с попуткой в Москву.

Вадим гораздо легче меня перенёс многочасовое сидение в кресле самолёта, но даже небольшие вчерашние пешие передвижения по Острову вызывали у него гримасу недовольства. Поэтому, как я его ни уговаривал, перспектива лезть в гору его совершенно не вдохновила, и он наотрез от этого отказался.

Полина посоветовала мне сменить обувь, поскольку, хотя ветер подсушил почву, местами она оставалась влажной. Кроме того, предстояло преодолеть вброд несколько ручьёв. Клавдия предложила мне старые мужнины резиновые сапоги. Они оказались на несколько размеров больше, чем надо, но с помощью шерстяных носков проблема обуви была решена.

Вадим отправился досыпать, а мы с Полиной двинулись в поход. В резиновых сапогах я почувствовал себя увереннее: если раньше, в ботинках, я был вынужден перепрыгивать лужи или робко пробираться мимо них по относительно сухим островкам, то теперь я гордо рассекал водные пространства прямо по середине, как эскадренный миноносец, мстительно расплёскивая воду по берегам.

Полина повела меня вдоль моря, заходя на вулкан с левой стороны. Она объяснила, что эта дорога длиннее, зато интереснее. Ближайшая к посёлку бухта, действительно, оказалась очень живописной, в таких случаях говорят: «как на картинке». Зелёные холмы, местами заросшие кустарником, круто спускались к морю, только узкая полоска пляжа отделяла их от воды. Следующая бухта, за мысом, выглядела суровее. Вдоль кромки прибоя пройти было уже проблематично, так как обрывистые скалы подступали вплотную к морю. И весь залив был усеян голыми камнями, которые выступали из воды. Интересно, что скалы не были обкатаны морем, они представляли собой скорее выветренную породу, с острыми гранями и чёткой вертикальной