В это утро у маркиза Стаунтона появилось смутное чувство, будто он обманулся в своей жене. Она действительно была невинной девушкой, неопытной и некрасивой. Но оказалась похожей на бочку с порохом, которая только и ждет, когда ее запалят. И он высек эту искру. И неосмотрительно посеял в ней свое семя.

Она доказала, что он ошибается, полагая, будто ему уже нечему учиться в любви, кроме обладания невинной девушкой. Очень ошибается. Он знал, что женщины могут испытывать оргазм. Так было со всеми его любовницами. Но прошлой ночью он отчетливо понял, что женщина может притвориться, будто испытывает оргазм. Может притвориться, будто получает удовольствие от всего процесса, понимая, насколько важно для тщеславного мужчины не только самому получить удовольствие в постели, но и верить в то, что он доставил его женщине. Многие женщины зарабатывали себе на хлеб насущный, заставляя своих любовников чувствовать себя дьявольски сильными в постели. Лихими и горячими мужчинами.

Чарити Эрхарт, маркиза Стаунтон, этой ночью дала ему урок, сама того, конечно, не сознавая. Ее безыскусное, совершенно спонтанное согласие лечь с ним в постель показало, какими притворщицами были все женщины, которых он знал раньше. Его жена заставила его гордиться своими достижениями. Она заставила его хотеть этого снова – он захотел ее, как только открыл глаза утром.

Маркиз злился еще и потому, что не знал, на ком сорвать свою злость. На ней? Она только реагировала на его действия. На себе самом? Он поджал губы. Неужели он не в состоянии быть наедине с женщиной, даже с такой, на которой он женился для определенной цели?

– Какая красивая местность, – заметила Чарити, нарушая затянувшееся молчание.

– Да, – односложно ответил маркиз Стаунтон. Она уже несколько раз пыталась завязать с ним разговор. На все ее попытки он отвечал так отрывисто и кратко, что это уже граничило с грубостью. Ему совершенно не хотелось разговаривать, особенно на такие высокоинтеллектуальные темы, как очаровательный пейзаж за окном экипажа.

«Больше это не повторится», – твердо решил маркиз. В Инфилде у них, конечно, будут отдельные спальни. По общему мнению, они должны спать отдельно и только изредка тайно встречаться, чтобы заняться любовью. Но двери между их комнатами будут постоянно крепко заперты. Он же больше никогда не прикоснется к ней.

– Как выглядит поместье Инфилд-Парк? – спросила маркиза Стаунтон.

– Большое, – равнодушно и коротко ответил Энтони. Такой ответ означал не только нежелание разговаривать, но и выходил за рамки приличия, даже отдавал грубостью. Она ни в чем не виновата, кроме того, что сказала «да» прошлой ночью. Но ведь именно он задал этот вопрос.

– Дом огромный, похож на рыцарский замок. Перед ним лужайки и клумбы, вековые деревья. С одной стороны поместье спускается к озеру, а с другой – поднимается на гору к лесу, там проложены дорожки. С горы открываются очень красивые виды. В поместье есть деревня, фермы, древние руины, – рассказал маркиз, заглаживая свою грубость. Потом снова пожал плечами. – Там есть все, чему полагается быть в большом процветающем поместье. Ваш муж, сударыня, похоже, станет очень состоятельным человеком. Гораздо более состоятельным, чем теперь. И он в состоянии обеспечить вам безбедную жизнь до конца ваших дней.

– Ваша мать жива? – спросила Чарити – У вас есть братья и сестры?

– Мать умерла, – отрывисто ответил Энтони, – вскоре после рождения тринадцатого ребенка. Сейчас в живых остались пятеро детей.

Ему не хотелось говорить о матери, ее постоянной беременности, рождении мертвых детей. В число тринадцати он не включил еще четыре выкидыша. Черт побери, хотелось бы надеяться, что женщина не забеременела от него.

– У меня два брата и две сестры.

– О! – воскликнула Чарити и повернулась к нему. Но он, не отрываясь, глядел в окно. – Они все живут здесь?

– Не все, – ответил он. – Но думаю, большинство из них живет в поместье. Марианна писала ему время от времени. Только сестра и писала ему. Она вышла замуж за графа Твайнэма шесть лет назад. Чарлзу сейчас уже, наверное, лет двадцать. Огасте – восемь. Она на двадцать лет моложе его. За двадцать лет замужества его мать была беременна семнадцать раз. Ему не хотелось думать о матери.

– Вы, наверное, рады вернуться домой, – сказала жена, о существовании которой он почти забыл. – Вам, конечно, очень не хватало ваших родных.

Она положила ладонь на его руку. Маркиз резко повернул голову и выразительно взглянул на ее руку, а потом в глаза.

– Впервые за восемь лет, сударыня, я еду домой, – холодно сказал он. – И мое отсутствие было совершенно добровольным. Сейчас я еду домой только потому, что у герцога Уитэнгсби слабое здоровье. Несомненно, его милость пригласил меня за тем, чтобы напомнить мне о моих недостатках и перечислить мои обязанности. Как старшему из пяти детей, наследнику титула и большого процветающего поместья, мне надлежит нести определенное бремя ответственности.

Рассказ произвел на Чарити большое впечатление. Ее необыкновенно синие глаза вспыхнули и стали еще больше. Они делали ее лицо выразительным и красивым. Он подосадовал, что ей удалось скрыть их от него во время первой встречи. Такие глаза разрушали впечатление о ней как о серой мышке. Впечатление, которое она так старательно создавала. Если бы она подняла глаза на него в самом начале беседы, он даже не пригласил бы ее присесть и отправил бы сразу восвояси. А лицо у нее действительно было в форме сердечка.

– Вы жили без семьи целых восемь лет? – с сочувствием спросила Чарити. – Ах, ссора была, наверное, действительно ужасная.

– Вас это совершенно не касается, сударыня, – холодно сказал Энтони, ожидая, что она отведет глаза под его взглядом. Очень немногим удавалось выдержать его взгляд.

Девушка продолжала смотреть ему прямо в глаза.

– Думаю, вы очень обижены, – заметила она. Он прищелкнул языком, нетерпеливо отмахнулся от нее и повернулся к окну.

– Избавьте меня от ваших глупых рассуждений о том, чего вы не знаете, – резко сказал он. – И о человеке, которого вы не знаете.

– А я думаю, что вы, чтобы защититься, замкнулись в себе, как в крепости. Мне кажется, что вы очень несчастный человек, – не обращая внимания на его резкость, продолжила Чарити.

Маркиз глубоко вздохнул. Он ощутил неистовую ярость. Вообще-то ему было несвойственно проявлять свою злость или раздражение. Как всегда, когда ему приходилось сдерживать свои чувства, в душе он ощутил ледяной холод. Энтони Эрхарт повернулся к жене и взглянул ей прямо в глаза.

– Сударыня, – очень спокойным голосом произнес он, – настоятельно советую вам помолчать. В ее глазах что-то мелькнуло и исчезло. Чарити склонила голову набок, нахмурилась на мгновение, но глаз не отвела. Однако послушалась мужа и замолчала…

Маркиз откинул голову на мягкую спинку сиденья и закрыл глаза. И долго сидел с закрытыми глазами, заставляя себя успокоиться. Он понимал, что злится без причины. Эта женщина – его жена, он везет ее в отчий дом на встречу со своей семьей. Совершенно естественно с ее стороны проявить любопытство, даже если соглашение между ними больше похоже на договор о найме на работу, чем на брачный договор. Не может же он ожидать, что она будет вести себя как неодушевленный предмет.