– Нина зимой выходит замуж, у нее в планах побыстрее ребенка родить, – задумчиво протянула Людмила, – Катя из многодетной семьи, она… Знаешь, скажу откровенно, они мне не нравятся. Никогда не задержатся, вечно убегают с боем часов, веник в руки не возьмут, если Лидка-поломойка заболеет. А ты минуты не считаешь, и я не раз видела тебя со шваброй.

– У Кати дома много обязанностей, – смутилась я, – она старшая из восьми детей, поэтому и летит с работы, ей малышей надо спать укладывать. У Риты любовь-морковь с летчиком, он постоянно в рейсах, Маргарита к нему в Шереметьево таскается. А я живу с бабушкой, и мне не влом пол протереть. У Лиды артрит, ей так порой руки скрутит, что смотреть тошно.

– Вот поэтому я это место предлагаю тебе, – сказала Мила, – ты работящая и получишь диплом о высшем образовании. Вдруг кто из клиентов закапризничает, потребует от психолога документы, и что Нина, Рита и Катя продемонстрируют? Школьные аттестаты?

– А я шлепну на стол крутую бумажку, выданную институтом имени Олеся Иванко, – засмеялась я, – это же не МГИМО, не МГУ!

– Ну и что? – поморщилась Людмила. – Я вообще инженер по ремонту холодильных установок. Главное, есть высшее образование. Короче, думай. И, пожалуйста, никому о нашем сегодняшнем разговоре не сообщай, не хвастай перед другими девочками.

– Мы не дружим, – объяснила я, – перекидываемся парой слов, когда сменяемся, и все. И я не болтлива.

– Прекрасное качество, – похвалила меня Людмила, потом она порылась в сумке, вынула три бумажки по тысяче и положила поверх сотни. – Держи, купи себе что-нибудь.

Я не смогла скрыть радость.

– Большое спасибо!

– Большое пожалуйста, – мягко улыбнулась сваха. – Любишь деньги?

Я пожала плечами.

– Конечно. Мне многое нужно.

– Что, например? – проявила интерес она.

– Квартиру в Москве, машину, хорошую одежду, обувь, новую сумку, – перечисляла я, – мобильный телефон, нормальный, айпад, макбук[4]. Еще хочу, чтобы Белка не переживала о судьбе гостиницы, сделала там качественный ремонт. Бабушка всю жизнь мечтала сыграть главную роль в кино. Если я получу большие деньги, стану продюсером. Тогда Белка наконец-то сможет блеснуть своим талантом. Знаете, один раз ей почти удалось стать звездой, у нас в отеле начали снимать сериал, но потом что-то случилось с финансами, проект лопнул…[5]

– Деньги, деньги, деньги, – поморщилась Мила, – у тебя правильные мечты. А где муж и дети?

– Наверное, неплохо иметь хорошего человека рядом, но мне пока такой не встретился, – честно призналась я, – а младенцы… Нехорошо так говорить, но они меня пугают, вечно кричат, чего хотят, не понять, капризничают. Беременность женщин уродует, после нее надо пластику делать, иначе вместо груди ушки спаниеля образуются. У нас на курсе учится Вика Романова, она в семнадцать лет ребенка родила. Теперь у нее на животе и бедрах растяжки, бюст жуткий, она стесняется в купальнике показываться.

– Ты не принадлежишь к тем, кто впадает в восторг при виде малышей, – кивнула Мила, – а дети что постарше? Ну, лет семи-девяти тебе нравятся?

Я пожала плечами.

– С дошкольниками разговаривать не о чем, а подростки агрессивны. Вы меня, наверное, считаете моральной уродкой. Все девушки мечтают о материнстве!

– Совсем нет, – усмехнулась Мила, – у меня вот отсутствует чадолюбие, Олеся тоже не собирается производить потомство. У каждого человека свой путь.

Я удивилась:

– Почему вы задаете мне все эти вопросы?

Мила потерла виски.

– Надо же, голова совсем не болит. Надеюсь, что ты согласишься следующим летом перейти к нам на постоянную службу, и хочу выяснить твои планы. Обидно, когда воспитаешь сотрудницу, а она, хоп, и осела дома беременная.

– Маловероятно, что я захочу в ближайшие десять лет обзаводиться семьей, – возразила я, – неохота превращаться в симбиоз сковородки, стиральной машины и пылесоса. В жизни есть вещи более интересные, чем обслуживание мужа и смена памперсов. Я просто хочу найти хорошего парня, но в загс не собираюсь, а дети должны рождаться в законном браке.

Людмила улыбнулась.

– Тщательно запри дверь.

– Конечно, – кивнула я, – не в первый раз.

Ровно в девять я опустила на окнах жалюзи, повернула ключ в замке и позвонила в дверь Виктории Павловны.

– Степочка, ты сегодня замечательно выглядишь, – заквохтала бабулька, – красивая у тебя курточка!

Я протянула ей связку.

– Умница, деточка, – похвалила меня старушка, – иди домой осторожно, не садись в машину к незнакомым парням, еще изнасилуют, дождись автобуса.

Мне стало смешно.

– Непременно, Виктория Павловна.

– Девушке следует быть осторожной, – наставляла меня старуха, – иначе беда случится.

Удивительное дело, начни какая-нибудь бабка читать мне мораль, я бы разозлилась, но Виктория Павловна не вызывает у меня ни малейшего раздражения. Она добрая, милая и всегда старается сказать окружающим нечто приятное. Вот сейчас она похвалила мою старую задрипанную куртенку. Можно подумать, зрение бабули потеряло остроту и она попросту не замечает, что одежонка не новая, но я уверена, Виктория Павловна не жалуется ни на слух, ни на ослабевшие глаза, она хочет доставить мне приятные эмоции, а лекция об осторожности вызвана искренней заботой. Виктория одинока, поэтому она считает сотрудниц брачного агентства кем-то вроде племянниц.

– Поняла, солнышко? – спросила старушка.

– Да, – закивала я, – поеду на автобусе, ни с кем из посторонних не заговорю, кошелек спрячу подальше, мобильный телефон тоже, сумку повешу через плечо, ее никому сорвать не удастся.

– Умничка! – обрадовалась Виктория. – Ну, ступай, Господь с тобой! Стой!

Я, успев уже сделать шаг к лестнице, обернулась.

– Что?

– Возьми конфетку, – улыбнулась старушка и протянула мне карамельку, – очень свежая, черносмородиновая, сегодня купила в супермаркете. Со сладким дорога будет казаться короче.

Я взяла угощение, рассыпалась в благодарностях и, держась за стенку, осторожно пошла вниз. Брачное агентство расположено на первом этаже, но чтобы добраться до дверей подъезда, надо преодолеть пять ступенек. Лампочка здесь никогда не горит, ее постоянно кто-то выкручивает.

Благополучно миновав короткую лестницу, я пнула первую створку, очутилась в небольшом тамбуре и наступила ногами на что-то мягкое. Из груди вырвался вскрик:

– Кто это?