– Я должен жить на страницах: быть настоящим и непредсказуемым. А ты загоняешь меня в рамки своей фантазии и даже не хочешь прислушаться ко мне! Так не делается! Пока не научишься слушать персонажей, никакой ты не писатель! Не видишь дальше своего носа. Как при такой близорукости можно о чем-то рассуждать?!

– Я не могу серьезно воспринимать советы, когда не знаю даже, кто их дает.

– Звучит как цитата из книги «1000 и 1 глупая отмазка».

Катя хотела ответить, но как ни старалась подобрать слова, подходящих так и не нашлось. Разозлившись на шутника и саму себя, она решила закончить разговор и закрыть текстовый файл, но в последний момент ее остановили возникшие из-под курсора буквы.

– Не обижайся, я ведь не со зла тебе это говорю. Возможно, у меня специфический юмор, но я пытаюсь сделать наш разговор непринужденным.

– А получается только кидаться издевками, – обиженно отозвалась Катя.

– Знаешь, отчего так? Ты мне имени не дала. Откуда же взяться непринужденности, пока мы ведем беседу незнакомцев?

Катя засмеялась, поражаясь, что шутник снова возвращается к содержанию ее произведения. Злость и обида ослабли – она не могла злиться и улыбаться одновременно.

– Хорошо. Какое имя ты хочешь? – сдалась Катя. Кем бы он ни был – шутником или книжным персонажем – ей нужно как-то к нему обращаться.

– Мне все равно.

– Тогда назовем тебя Сашей, – написала она, намекая, что знает личность, которая скрывается за легендой о персонаже. Хотя она не знала, а только догадывалась, перебирая все возможные варианты.

– Банально! – тут же отверг он.

– Сережа.

– Избито!

– Рома?

– Пафосно! – Ответы появлялись так быстро, будто их придумали заранее. С таким же мастерством главред критиковала статьи, едва взглянув на заголовок.

– Тебе же все равно! – возмутилась Катя, сбитая с толку и забывшая разом мужские имена.

– Зато тебе – нет! Так дай имя, которое мне подходит.

– Ладно, – в очередной раз уступила Катя. Спорить с этим категоричным типом бесполезно. К тому же ей действительно не все равно, – тебя зовут… хм…

– Хватит думать вслух. Определишься с именем – тогда напишешь. Не могу читать твои «хм»!

Катя в очередной раз решила обидеться, и веди она диалог с реальным человеком – так и сделала бы, нагрубив. Но в общении с неизвестным она становилась осторожной и уступчивой, боясь своей резкостью оборвать разговор. Чтобы совладать с собой и всерьез подумать над ответом, потребовалось несколько минут. Он не торопил ее, словно вопрос, который сейчас обсуждался, был крайне серьезен.

– Мне кажется, тебе подходит имя Ник. В этом есть символичность. Ты скрываешь свою личность, как это делают в Интернете, когда вместо настоящего имени указывают придуманный никнейм.

– Вот теперь нормально! – наконец-таки согласился он. – Тогда давай познакомимся?

Катя почувствовала себя сумасшедшей, обреченно вздохнула, но все-таки написала:

– Привет, меня зовут Катя.

– Привет! А я – Ник. Будем знакомы.

– Допустим.

– Я тоже рад знакомству!

– Может, тебе еще фотографию мою выслать? – раздраженно спросила Катя. Она не могла отделаться от мысли, что их беседа больше похожа на чат знакомств – один из тех, на которые раньше уповала Дарья.

– Прибереги ее для семейного архива. Мне все равно, как ты выглядишь. А твой внутренний мир я и так могу разглядеть.

– Какой неприхотливый ухажер, – теперь наступила очередь Кати задавать непринужденность разговору посредством специфического юмора. Шутка пришлась ей по душе. Катя даже хихикнула.

– Придержи-ка свою писательскую фантазию. Она тебе пригодится. Кстати, ты не против? Я сотру наш диалог, чтобы не загромождать твой текст.

– Буду рада, если ты избавишь меня от своих несмешных шуток, – ответила Катя.

– Не обольщайся. Твои несмешные шутки все равно останутся при тебе.

Не успела Катя ответить, как курсор самовольно запрыгал по рабочему полю, стирая перед собой букву за буквой. Она попыталась остановить его, но слова продолжали съедаться упрямым курсором, игнорируя нажатия клавиш. Он остановился, когда стерся последний «Привет», а вместе с ним и последнее доказательство их разговора. Если шутник и впрямь был персонажем из романа, он только что пригласил писателя в свой мир.

1

Его зовут Ник, он не любит ложь, а из всех занятий на свете предпочитает находиться в одиночестве. И этого будет достаточно, чтобы познакомиться с ним.

А это Оля — и за простым именем скрывается искренняя и добрая натура, с душой такой же легкой и мягкой, как звучание имени. Она любит бродить по улицам с плеером в ушах и кататься на велосипеде.

Вы должны сразу узнать о них, потому что эти двое — причина всей истории, ее корни. Вокруг них будут меняться люди, времена года и места, а они по-прежнему останутся верны себе. Их увлечения будто бы нарочно созданы для того, чтобы мешать разговору. Когда ты одинок — тебе не с кем говорить, а когда в твоих ушах гремит музыка — ты ничего не слышишь. Но, как ни странно, именно слух познакомил их.

Она услышала, как он играет, когда, проходя мимо аллеи, зацепила провод наушника. В одном ухе продолжала звучать веселая мелодия, а второе уловило совсем иную музыку, живую и близкую: гитарные аккорды и звонкое пение — столь незатейливое и легкое, точно пел ребенок. Она нажала на паузу, остановилась посреди дороги и прислушалась. Голос был неровным, отражая и робость, и глубину, и какую-то неявную, звучащую в случайных нотах, печаль. От музыканта ее отделяла только аллея, и она устремилась сквозь деревья, идя на звук…

Он узнал о ней благодаря голосу. По прошествии времени, закрыв глаза, он мог точь-в-точь воспроизвести его в памяти: в меру высокий и звонкий, чтобы принадлежать хрупкой девушке, в меру низкий и устойчивый, чтобы звучать уверенно. Ему представлялось, что когда она говорила, ее слова, подобно глотку горячего молока, обволакивали горло. Но чем дальше бежало время, тем больше что-то в ней менялось. От злости тембр становился слишком громким, твердым — как будто она кидалась камнями; от плача превращался в визг, словно горло было стеклянным, а слова — гвоздями, которые его царапали. Все чаще ему приходилось обращаться к памяти, чтобы вспомнить ее настоящий голос. В голове, как в заевшем пленку проигрывателе, звучала одна фраза — та, что она сказала при первой встрече с ним:

– Извините, если помешала. Я могу присесть?

Он перестал играть, бросил на нее обжигающий взгляд. Она приняла это за приглашение — и присела на самый краешек скамьи, словно предупреждала, что здесь ненадолго.

– Вы здорово поете! — снова она заговорила первой. А он в ответ просто улыбнулся. Ему не хотелось говорить. — Не против, если я посижу тут с вами?

– Нет… Я даже рад, что в незнакомом мне городе нашелся хоть один человек, который готов составить мне компанию, — негромко произнес он.

– И как вы очутились здесь? С гитарой наперевес? Вы вроде современного трубадура? Тогда я – принцесса. — Она хихикнула и забавно сморщила нос.

– Это невеселая история. Может, когда-нибудь я вам расскажу ее.

– А вдруг это «когда-нибудь» не наступит? Вдруг это наша единственная встреча?

Он поджал нижнюю губу. Задумался.

– Что ж, тогда мне и вовсе не стоит изливать свою душу человеку, которого я вижу в первый и последний раз.

– То есть вы не хотите тратить на меня свое драгоценное время? Или думаете, что у вас от разговоров язык отсохнет? —В ее словах появились льдинки, и от этих воображаемых льдинок его кожа покрылась настоящими мурашками.

– Хамство не ваш конек — для этого у вас слишком мягкий тембр голоса, — подметил он, и собеседница тотчас оттаяла:

– А из вас никчемный шифровальщик. Едва взглянув на вас и ваши вещи, я могу предположить, что с вами произошло.

– Любопытно послушать вашу теорию.

Она пристально посмотрела на него, как подобает сыщице. Кашлянула и сделала паузу — выдерживала интригу. И только когда все