Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А сколько семей тут жило? – спросил Тэш.
– Ни одной, – ответил Малькольм. – Шэгон, я и Мэрил. – Бывший раб с недоумением взглянул на дом. – Растения не завяли. Интересно, кто теперь здесь обитает?
– Почему Шэгон покинул крепость? – Рэйт включился в разговор.
– Шэгон никогда не жил в крепости. Он из племени асендвэйр и не состоял в гвардии. Там служат одни инстарья.
– Вроде ты упомянул, что служил в крепости.
– Да, служил, – подтвердил Малькольм. – Тогда у меня был другой хозяин.
– Он продал тебя?
– Нет, он умер.
– Умер?
– Кому как не тебе знать, что фрэи смертны.
– Сколько ему было лет?
Малькольм пожал плечами.
– Пятнадцать, может, шестнадцать.
– Такой молодой?
– Сотен лет. Пятнадцать или шестнадцать сотен лет.
– Ясно. Меня всегда интересовало, сколько они живут.
– Он умер не от старости.
– Несчастный случай? – Рэйт поднял глаза на переход между крепостной стеной и залом собраний. Если свалиться оттуда, мокрого места не останется.
– Его убили в поединке.
Рэйт не мог даже вообразить, кто способен убить фрэя, – кроме него самого, разумеется. Великан, гоблины, дракон? Наверное, какая-нибудь тварь, о которой он даже не слышал. Войдя в Алон-Рист, Рэйт осознал, что почти ничего не знает о мире.
Они остановились на площади у большого колодца с навесом, чтобы защитить тех, кто берет воду, от солнца или дождя.
– И сколько времени понадобилось, чтобы все это построить? – полюбопытствовал Тэш.
Малькольм пожал плечами.
– Тысячи лет.
– Красиво здесь. А где все?
– Прячутся. – Малькольм сунул руку в фонтан и умыл лицо. – В крепость ворвались варвары. Местные жители понятия не имеют, что будет дальше. Такого никогда не было. Конечно, все боятся.
– Боятся? – переспросил Тэш. – Эльфы нас боятся?
– Нас здесь тысячи, а защитники Риста позволяют нам свободно разгуливать по улицам. Разумеется, они перепугались. Фрэям внушали, что мы дикари и не сильно отличаемся от животных. Видимо, они ожидали, что мы будем насиловать, грабить и жечь.
– Что посеешь, то и пожнешь, – отозвался Рэйт.
Он поднялся на бортик фонтана и огляделся вокруг. Здесь и правда красиво, только очень уж аккуратно. Эти дома построены воинами для воинов. Тут вам не цветочки и узкие тропки, как в Рэне. На юге, за оранжевыми черепичными крышами, виднелась расселина. У Грэндфорда Берн тек по дну ущелья, а ниже по течению сливался с рекой Урум в местечке под названием Развилка. Там Рэйт похоронил отца.
– С гула-рхунов станется немного пограбить, – проговорил он.
– Думаю, потому-то Нифрон и попросил их остаться там, где раньше была Дьюрия, – заметил Малькольм.
– Не больно-то по нраву им это пришлось. Жалеют, что битва не состоялась. Многие не прочь перерезать глотки тем, кого раньше считали богами.
– Не могу поверить, что эльфы нас боятся, – задумчиво повторил Тэш.
– Фрэи, – поправил его Рэйт. – Они теперь на нашей стороне. По крайней мере, если верить Нифрону.
– Некоторые вроде не боятся, – сказал Тэш, указывая на дом, в котором раньше жил Малькольм.
Рэйт узнал Мэрила, бывшего сотоварища Малькольма, трусливо сбежавшего с воплями: «Убийца, убийца!» Мэрил вышел из домика, слишком красивого, чтобы быть настоящим, сделал четыре шага и оказался в маленьком дворике, обнесенном декоративной оградой. Он злобно смотрел на них из-за своего крошечного укрытия.
– Мэрил! – радостно проговорил Малькольм и шагнул к нему.
– Убийца! – выкрикнул Мэрил по-фрэйски.
Малькольм замер.
– Но я не убивал…
Рэйт ничего не понял, ведь они говорили на языке фрэев. Ему удалось разобрать лишь слова «кровожадные», «людоеды» и «чудовища», хотя он сомневался, потому что у Мэрила был сильный акцент.
Малькольм пытался утихомирить своего товарища, однако Мэрила оказалось не так-то просто успокоить. Он что-то кричал в ответ и с каждой минутой багровел все сильнее. Вскоре он уже яростно бил рукой по ограде. Открылись двери, в окнах показались бледные лица, семьи фрэев вышли на балконы. С третьего этажа кожевенной лавки раздался дрожащий голос: «Прошу тебя, уходи. Здесь опасно». Некоторые фрэи выходили на крыльцо, и, поджав губы, осуждающе качали головами.
– Пойдем отсюда, – сказал Рэйт. – Давай вернемся и отыщем Мойю и Тэкчина. Или поможем Роан починить повозки.
Он потянул Малькольма за рукав, но бывший раб лишь отмахнулся от него. Рэйт заметил, что кто-то наблюдает за ними со второго этажа дома Мэрила. Он поднял голову, чтобы присмотреться поближе, однако фигура отступила в тень, лишь качнулась занавеска.
Рэйту пришлось схватить Малькольма за запястье и чуть ли не силой заставить его идти за собой.
– Вот идиот, – бормотал Малькольм. – Совершенно забыл о том, кто он такой. Думает, быть рабом – привилегия. Привилегия, представляешь? Мэрил даже отказывается признать, что он человек – или рхун, как он нас уничижительно величает. Узколобый дурак и предатель!
– Ты сам раньше называл нас рхунами.
– Это было до того, как я узнал вас поближе, – Малькольм потряс пальцем у Рэйта перед носом. – Видишь, я способен внять голосу разума. А он – нет. Ах, Мэрил, мелкий ты хорек! Он знает все на свете, – то есть, он так считает, – да только вот не подозревает, что ничем не лучше любого другого. Я вообще не представляю, как он голову свою находит.
Малькольм продолжал кипеть от злости, уже тише.
– Так ты выяснил, кто его новый хозяин?
– Нет у него хозяина, – ответил Малькольм. – Он выносит горшки в Кайпе и чистит камеры в дьюрингоне. Недоволен переменами и винит меня в том, что я очернил его безупречную репутацию. Не понимаю, на что он жалуется. Он по-прежнему живет в одном из лучших домов в городе, причем заграбастал его себе целиком.
– Тогда кто был с ним в доме?
– Мэрил заявил, что живет один и, мол, я виноват в том, что он теперь изгой.
– Я видел кого-то наверху.
Малькольм недоверчиво взглянул на него.
– Точно? Тогда почему Мэрил мне солгал?
Рэйт пожал плечами.
– Обсудишь с ним в следующий раз, ладно? Нифрон привел нас в отличное место; я не хочу, чтобы нас вышвырнули прочь, прежде чем мы отведаем телятины.
Малькольм просиял.
– Телятину здесь готовят отменно, уж поверь мне.
Я восхищаюсь Персефоной и горжусь тем, что она была моей подругой. Она, можно сказать, заменила мне мать. А еще она была нашим кинигом. Но этот титул ничего не значил, пока она не встала под куполом и мы не услышали рокот ее голоса.