Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Искренно желающий Вам всего хорошего
30. XI. 27.
882
С. А. БЕДНОВУ
4 декабря 1927, Сорренто.
Степан Антонович —
товарищеское письмо Ваше получил, очень обрадован.
Каждый раз, когда я слышу, читаю, как вы, современная молодежь, учитесь, как жадно вы хотите понять жизнь и сделать ее лучше, легче для всех людей, — радует это меня.
Так же будет это радовать и Вас, когда Вы доживете до моих лет, а того лучше будет, если Вы испытаете эту радость раньше лет на 20–30, чем я испытал ее.
Книг моих — не покупайте, а подите с прилагаемой запиской в магазин и там получите их.
Крепко жму руку.
4. XII. 27.
883
А. В. ПЕРЕГУДОВУ
4 декабря 1927, Сорренто.
А. В. Перегудову.
Александр Владимирович —
мне кажется, что способность к художественной литературе у Вас есть, и я думаю, что Вы из числа тех людей, которые могут эту способность развивать и совершенствовать. Очень советую Вам: займитесь собою серьезно, упорно обогащайте себя знанием русского языка, читайте больше, читайте таких мастеров словесного искусства, каковы: Пушкин, Гоголь, Лев Толстой, Лесков, Чехов, Бунин. Читайте, стараясь уловить, чем отличается Лесков от Гоголя и Толстого, Чехов от Бунина; какими средствами достигают они того, что Вы как будто видите все, что они рассказывают Вам, и как будто слышите речи их героев. Учиться Вам — необходимо, потому что хотя Вы хорошо видите и чувствуете природу, хотя язык у Вас простой, довольно точный, без неприятных слуху и глазу фокусов, без щегольства, однако — языка у Вас мало, т. е. — мало слов, а ведь слова — материал, из которого создаются картины, образы, характеры.
Например: природу Вы описываете довольно точно, местами даже похоже на Бунина, но несколько суховато, фотографично и не так ярко, не так красочно, как могли бы, если б Вы были богаче материалом языка. И есть у Вас неуверенность, мешающая Вам; Вы думаете, что читатель не поймет Вас, и говорите, т. е. пишете, десяток слов там, где следует написать три, но — хороших. Повторяетесь: на 9-й стр. «Человечьей весны» у Вас то же самое сказано, что и на 6-й. Частенько употребляете лишние слова: «Оленка посмотрела на куриную радость, и почему-то высоко поднялась девичья грудь». «Почему-то» — лишнее, ибо из предыдущего читатель уже знает — «почему». «Быстрой чехардой» — чехарда и не может не быть быстрой, значит, быстрой — лишнее слово. Этого надо избегать.
Зверей Вы пишете более умело, чем людей, люди у Вас однообразны и недостаточно ярки. В «Воре» отец слишком много думает словами — не верно, люди его типа думают образами, без слов. Словами думают интеллигенты. Очень советую: прочитайте «Холстомер» Толстого, «Изумруд» Куприна, сравните. О собаках, о птицах превосходно пишет М. Пришвин, возьмите его «Охоту за счастьем», прочитайте.
В «Челов[ечьей] весне» лучший рассказ — «Глухомань», в «Баяне» не плох, но растянут «Казенник», а «Смерть Кузика» — плоховато. В «Кутуме» есть что-то от «старого» — 90-х годов — Горького, ему не следует подражать, так же как и «новому».
Имейте в виду, что писатель должен отлично знать действительность и вообще должен знать как можно больше: естественные науки, история — необходимы.
Но — знание действительности не обязывает Вас покорно подчиняться ей, Вы должны встать выше ее, т. е. так, чтоб видеть сразу и лицо и затылок каждого явления, каждого факта.
Учитесь изображать, а не рассказывать, как Вы делаете это. И вообще — учитесь. Месите себя, как тесто, никогда не жалейте сокращать рассказы.
Нюрка говорит у Вас: «тыперь», «баржуям» и — «в особенности» — стр. 57, верхняя строка. «В особенности» она не могла сказать, это словцо не для ее языка, входит в типичную ее речь как чужое.
Разговорную великорусскую речь лучше всех художников знал Лесков.
Ну, вот сколько я Вам наговорил.
Будьте здоровы. Желаю успехов.
4. XII. 27.
Sorrento.
«Туманы» Вы написали не лучше «Болота» Яковлева, который тоже не совсем сладил с темой. Вы оба подошли к ней «описательно», натуралистически, а следовало взять ее психологически. Драма у Вас вышла почти газетной корреспонденцией. Это — не похвально. И оба написали равнодушно.
884
С. М. АХРЕМУ
20 декабря 1927, Сорренто.
Сергею Ахрем.
Вы, товарищ, не можете не понимать значения техники, ну, так вот, давайте поглядим на технику В[ашего] рассказа: «волочит» — слово дважды неудобное, потому что плохо изображает передвижение тяжестей на колесах; вернее было бы сказать — тащит, тянет и т. д.; затем: в следующей фразе — «Волович», а надо избегать частого повторения однообразных слов в близком соседстве одно от другого. «Выглаженное утюгом» — вовсе не «светится ярче», а делается глаже. «Борода в оческах пакли» — неясно: похоже на паклю или очески пристали к волосам бороды?
«Шарует» — местное речение, не всем понятное и слишком похожее на «шурует».
«На тендере, как на траве» — почему, как «на траве»? Тендер завален дровами, закапан нефтью, засыпан углем. Трава тут — не годится. Паровоз Ваш идет, вероятно, верст 15–20, а течение реки 4–6 верст в час.
«Грудь уже колышется» — это ничего не говорит мне, читателю, а «сиреневая ветка жилок качается» — совсем плохо.
«Она не красит губ», «вишневые губы ее собственного цвета», очевидно — естественного.
О пальцах — лишнее. Что она «обыкновенная девушка» — лишние слова, Вы уже до этого изобразили ее обыкновенной. Лишних слов всячески избегайте, а у Вас в 3 и 4 столбцах повторено одно и то же, равно как в 4—5-ом.
Второй фельетон: известно, что паровозы строятся на паровозостроительном заводе, а не на макаронной фабрике, значит: «паровозостроительный» — лишнее слово.
В рассказе, как в машине, не должно быть ни единого лишнего винтика, а тем более — лишних частей.
«Копотных» — здесь смешиваются два глагола: копать и коптить (копаться и коптиться) — этого надобно избегать.
Все эти мелочи — не мелочи, если Вы хотите научиться хорошо писать.
А что Вы наверное могли бы писать, об этом