говорят, будто светило держат горы обоих горизонтов. Те, что чуть ближе к столице, считают, будто скарабей катит его по небосклону. Набирает популярность и та точка зрения, что боги вроде Ра несут его на голове, подобно дорогому украшению, или же везут на лодке… Так как же на самом деле? Отец, я убежден, они заврались! Жрецы попросту не знают, что такое Солнце!

Хотя, заметь, даже они начали чувствовать, что их представления не верны, что светило куда важнее, чем у них принято считать. Ведь если не будет Солнца, то не будет людей, а если не будет людей, то кто же тогда станет служить их бесчисленным богам? И вот, при твоем прадеде священнослужители решили, что Амон – владыка не только воздуха и бескрайнего неба, но еще и „невидимого Солнца“! Казалось бы, наконец-то небесному светилу хотя бы отчасти „дозволили“ быть божеством, но, отец, это же бред! Что значит „невидимое…“? Опять это понятно только жрецам! А как же видимое Солнце? Да и разве может меняться сфера ответственности бога по решению священников?!

Я глубоко убежден, что они обманывают нас. А ты потакаешь, вот построил едва ли не самый крупный храм Амона. Они тебе врут!»

Так говорил Аменхотеп IV своему отцу Аменхотепу III, но тот не отвечал, поскольку был тяжело болен. Вот уже четыре года, как паралич разбил владыку Египта.

Аменхотеп III очень любил своего беспокойного младшего сына, который, по логике вещей, никогда не должен был стать фараоном. Но всей своей жизнью Аменхотеп IV – будущий Эхнатон – то ли разрушал, то ли, напротив, восстанавливал эту самую логику. Его старший брат Тутмос умер от внезапной болезни, потому черед все-таки дошел до младшего. В достаточно юном возрасте он сел на трон вместе с нездоровым отцом. Впрочем, пока Аменхотеп III был жив, народ Египта даже не догадывался, что ими уже правит кто-то другой.

«Отец, скажи мне, разве жизнь не стала лучше для всех? Прежде люди не понимали и боялись всевышних. Может быть, потому и боялись, что не понимали. Для каждого, кто задумывался о них, даже для жрецов, связанная с богами мифология была слишком сложной и неоднозначной. Образы всесильных сплетались в нераспутываемый клубок. Непознаваемый, непредсказуемый конгломерат. Потому это были скверные союзники, на которых нельзя рассчитывать. „Клубок“ не удавалось даже любить, только бояться.

Я обратил внимание вот на что: если сонм богов образует таинственное множество, образы и деяния которого находятся за гранью понимания, то не имеет большого значения, сколько их в пантеоне. Их могут быть тысячи, если считать номовых божеств, могут – сотни, десятки или всего несколько. Но стоит весь этот клубок заменить на одного-единственного всевышнего, как все становится на места! Я понял это однажды утром, когда меня разбудило восходящее Солнце, когда мне явился мой бог Атон! Когда Атон проник в меня!

Атон ясен как свет, неизбежен как восход, а главное, он здесь, он в Египте, он во мне! Отец, мне пришлось все делать заново. Я снес те храмы, которые ты повелел возвести, я распорядился стереть имена и уничтожить изваяния старых богов, я приказал преследовать их культы. Все прежние священники были разогнаны. Ты знаешь, хоть они и не понимали, кому служат, но их вера оказалась истинной – мало кто из старых жрецов согласился отвергнуть Амона и служить Атону. Тех, кто мне возмущенно отказал, я отпустил с миром. Тех же, кто принял мое предложение, я приказал жестоко казнить.

Мне пришлось стереть даже имена прошлых правителей, пребывавших в заблуждении. Прости, но и нашего с тобой имени – Аменхотеп – больше не существует. Меня отныне зовут Эхнатоном – „угодным Атону“.

Я вынужден был обновить все, весь Египет, всю жизнь, происходящую под Солнцем во славу Атона. И посмотри, величие нашей династии не прервалось, страна продолжает процветать. Я возвожу новые святилища и новые города. Мое главное детище – „дом Атона“. Этот храм будет куда крупнее твоего, посвященного Амону!

Кстати, отец, столица больше не в Фивах. Я строю новую, Ахетатон – „небосвод Атона“ – город солнца! Я возвожу его там, где раньше не было ничего. Место выбрал сам бог, указав мне солнечным лучом. На каждой улице в городе будут алтари, которыми сможет свободно пользоваться человек любого происхождения! Больше нет диктата жрецов, каждому позволено общаться с Атоном, перед которым все равны! И богу Солнца теперь служат не в тенистых храмах, а под его же блистательным светом!

Знаешь, отец, в моем новом Египте будет жить новый человек. Да, должен тебе сказать, что помимо всего прочего я создаю нового египтянина! Прежняя общественная структура не могла выдержать таких реформ. Мне пришлось сменить всех придворных и вельмож, всю служивую знать. Я стер грань между городом и деревней, уничтожил расстояния…

Отец, ты – великий правитель, один из самых славных в истории страны, но даже при тебе в Египте не было того народного единства, которое достигнуто при нас с Атоном! Согласись, раньше в разных номах почитали своих богов. Жрецы постоянно спорили по поводу того, как правильно совершать культы. Все время возникали распри и обвинения. Этого больше нет и быть не может!

Еще я реформировал язык, сделав его более простым и ясным, искоренив диалекты. Дал людям новое время, заново начав летоисчисление в своем новом Египте. Страна дружна! Едина, как никогда!

А наши соседи – цари Митанни и Вавилонии – покорны и доброжелательны. Кстати, отец, ты много золота давал им за дружбу. Я считаю, что мир с нами в первую очередь в их собственных интересах, а потому плачу все меньше. Кроме того, ты можешь видеть, как много у меня сейчас расходов на обновление государства. Честно говоря, я бы в одночасье аннулировал этот установленный вами „налог“, который сильный почему-то платит слабому, но не хочу пока обострять отношения. Чужие люди, не разделяющие нашей веры, могут отреагировать необдуманно. Мой же план состоит в том, чтобы со временем распространить веру в Атона и на их земли».

Так говорил Эхнатон своему отцу Аменхотепу III. Последний уже не мог не только ответить, но даже слышать сына, ведь голос не доносился до царства мертвых, даже если говорит фараон. Многие прежние вельможи, служившие еще отцу, будучи отлученными от двора, шепотом возносили хвалу Осирису за то, что Аменхотеп-старший не видит, как по воле любимого сына исчезает его Египет.

«Отец, посмотри, как хорошо! – сказал Эхнатон, стоя у окна своего дворца и глядя на ослепительно-белый Ахетатон. – Какая красота! Сколько прекрасных одинаковых