рассудок. Броуди, возможно, правильно поняв ее поведение, вел себя галантно и сдержанно.

Хозяин ресторана, в неизменном смокинге и с гвоздикой в петлице, помнил их с осени. Он склонился над рукой Кейт в изящном жесте. Хозяин усадил их за шикарный столик в углу возле большого окна, выходившего на живописный покрытый льдом пруд. Сад сиял белыми огоньками, развешанными на ветвях спящих деревьев.

После того как они сделали заказ, Броуди обратился к задумчивой Кейт:

– Что не так? Я думал, это твой любимый ресторан.

Она пожала плечами:

– Так и было. Но если я не ошибаюсь, именно здесь мы с тобой провели вечер, прежде чем вернуться ко мне и… зачать ребенка.

Его лицо изменилось.

– Ах, черт возьми, Кейти! Я не помнил этого. Мне жаль.

– Это не имеет значения.

Очевидно, Броуди не помнил так досконально каждый момент их осеннего романа.

Официанты принесли первые блюда, прервав затянувшуюся паузу. После еды в полном молчании Кейт отложила вилку и плотнее закуталась в шаль. В ресторане было не холодно, но ей нужно было за что‑то держаться. Она резко вдохнула.

– Вот в чем дело, Броуди. Если когда‑нибудь выйду замуж, я хочу, чтобы это был мужчина, который любит меня и хочет быть со мной всегда. Ты – совершенно не тот парень.

Он не мог спорить с этим. Всему виной были его опрометчивые слова, сказанные тогда, ночью. Слова о том, что он не хочет продолжать отношения.

– Обстоятельства изменились. – Он говорил осторожно, подыскивая правильные слова, чтобы убедить ее.

– Это не имеет значения. Ты не изменился. Я заслуживаю лучшего. Муж и отец, не желающий этой роли, – не лучший спутник жизни.

Броуди поморщился.

– В последнее время я много чего наговорил. Похоже, я был дураком.

Он потянулся через стол и взял ее руку в свою, большим пальцем погладил тыльную сторону ее запястья.

– Мы могли бы устроить все так, чтобы брак сделал нас обоих счастливыми, Кейт. Ради ребенка.

Кейт внутренне содрогнулась. Она так легко влюбилась в Броуди Стюарта. Когда он уехал домой прошлой осенью, ее мир на какое‑то время стал безрадостным. Осенние листья казались более тусклыми, голубое небо не таким ярким. Даже бодрящее утро и теплый полдень – обычно ее любимое время дня – не могли поднять ей настроение. Броуди ворвался в ее скучное существование с силой и жаром метеорита. Она не могла устоять перед его дерзким шотландским очарованием так же, как не смогла бы помешать восходу солнца. Он хотел ее, а она хотела его. Они купались в своем взаимном сильном влечении.

Когда он уехал, стужа более суровой, чем обычно, зимы в горах Северной Каролины отозвалась болью утраты в ее душе. Быть с Броуди, даже недолго, а потом потерять его, было больно. Почему? Позволит ли она себе когда‑нибудь снова быть такой уязвимой?

Кейт отдернула руку. Его прикосновения были опасны.

– Мы зачали ребенка в момент страсти. Это случилось. Я тебя не виню. Ты хороший человек. Ты честен. Ты заботишься о своей бабушке. Если бы я думала, что у тебя есть серьезные намерения по отношению к ребенку, я бы позаботилась о том, чтобы вы могли видеться время от времени. Но будь честен, Броуди. Ты не хочешь брать на себя такую эмоциональную ответственность на всю оставшуюся жизнь.

– У меня было слишком мало времени, чтобы подумать об этом.

Это не было ответом. Не совсем. Кейт решилась на откровенность, рассчитывая, что это поможет Броуди понять ее.

– Я знаю, каково это – быть ребенком, который никому не нужен.

На его лице отразилось изумление.

– Ты?

– Да. Я не была сиротой, так что тебе не нужно меня жалеть. Не в этом суть. Мои родители были профессорами колледжа, социологами. Они решили не заводить детей, потому что хотели свободно путешествовать по миру и исследовать коренное население в местах далеких от современной цивилизации. Они знали, что было бы нечестно оставлять ребенка на воспитание кому‑то другому.

– Так что же случилось?

– Когда моей матери было сорок девять лет и приближалась менопауза, она узнала, что беременна. Думаю, можно не говорить, что это было шоком для нее. Она и мой отец были хорошими, порядочными людьми. Они не отдали меня на усыновление. Вместо этого они положили конец своим путешествиям и устроились работать преподавателями.

– Но они затаили обиду на тебя… – Его попытка понять была почти комичной.

– Ничего такого драматичного. Они делали все, что положено делать родителям. Конечно, когда я была младенцем, у меня были няни, но хорошие. Когда я стала достаточно взрослой для детского сада, мои мама и папа принимали участие в моей детсадовской, а затем школьной жизни.

– Что‑то было не так?

– Родительство не приносило им радости. Одна из причин, по которой они никогда не хотели детей, заключалась в полном отсутствии у них родительских чувств. Вместо тепла, объятий и искренней связи между родителями и детьми наши отношения больше походили на игру. Они изо всех сил старались выполнять возложенные на них роли, я действительно в это верю, но это были пустые усилия.

– Когда ты это поняла?

– Думаю, лет в семь. Это было весной, в первом классе. Мой класс ставил спектакль. Другие родители смеялись, разговаривали, фотографировали.

– А твои родители?

– Они сидели на складных стульях в дальнем углу аудитории. Никогда ни с кем не разговаривали. Никогда не вовлекали себя в этот хаос. Я знаю, что была еще очень маленькой, и, возможно, я приукрасила детали, но что запомнилось мне, так это выражение недовольства на их лицах. Возможно, тогда они поняли, от чего им пришлось отказаться и чему посвятить плодотворные годы жизни. Родительство не было их выбором, и они тяготились этим.

Взгляд Броуди был встревоженным.

– Мне очень жаль, Кейт.

– Не стоит. С годами я пришла к пониманию, что мне повезло больше, чем другим. У меня были все материальные блага и безопасное место для ночлега.

– Детям нужна любовь.

– Да, нужна. Именно это я и пытаюсь тебе сказать. Если дети не вписываются в твою жизнь, для всех нас было бы лучше, если мы смиримся с этим сейчас.

Броуди проигнорировал ее слова. Он побарабанил пальцами по столу.

– А как складывалась твоя жизнь в дальнейшем?

– Я хорошо училась в школе. Когда я уехала в колледж, думаю, это было облегчением для всех нас троих. Мои родители наконец‑то смогли жить так, как они хотели, а я была готова стать взрослой.

– Бабушка сказала мне, что твои родители умерли до того, как ты переехала в Кэндлвик.

– Да. У