про яростные споры. И теперь, заметив девичий силуэт, застыли в вопрошающем безмолвии. Все тот же охотник предельно спокойно что-то негромко им сказал. Люди, разделившись на две группы, осторожно пошли в сторону Аллаи. Девушка продолжала стоять на прежнем месте, она и не думала бежать.

Уже скоро охотники окружили девушку со всех сторон. Тяжело дыша, они, не отрывали глаз от представшего перед ними чуда. Густые волосы, переплетенные стебельками лесных трав и озерных цветов, закрывали Аллаю почти до пят, скрывая ее от алчущих глаз. Единственное, что было открыто взорам, – это белое, чистое лицо. И вот прямо перед глазами девушки оказалась обветренная, скривившаяся в улыбке физиономия охотника. Было слышно его тяжелое дыхание. Он внимательно оглядел девушку, а затем, быстро открывая рот и оголив желтые зубы, стал повторять громкие отрывистые звуки. Аллая почувствовала специфический запах огня, пищи и страха, исходящий от человека. Она не понимала произносимых им звуков и лишь, сильнее прижав руки к себе, следила за странными движениями человека. Сзади кто то взял Аллаю за прядь волос, поднял ее вверх и резко бросил, уколовшись шипом пятилистника, укрывшегося в густых локонах девушки. Аллая вздрогнула, подняла голову и посмотрела на людей, окруживших ее. Прокаленные всеми ветрами, много раз познавшие вкус добычи, сейчас охотники пребывали в полном смятении. Нет, не девушка стояла перед ними, но та, что растворила их своим чарующим взглядом. Они утонули в ее глазах. И теперь достать этих утопленников из холодного, мерцающего озера ее глаз не было никакой возможности. Все они были во власти Аллаи, кроме одного, того, что стоял за ее спиной. Он скривился от боли и очень старался не показать своей слабости. Теперь же мужчина всецело был поглощен тем, что нянчил свою пораненную руку.

Девушка понимала, что люди, вероятно, были очень рады ее появлению, но в то же время чувства подсказывали Аллае, что она окружена хищниками. Наконец лесная дева опустила глаза, а потом, оглянувшись, посмотрела в сторону своего зеленого дома в последний раз. И вот широкая и крепкая, как силки, ткань накрыла ей голову и опустилась на ее тело. Стало темно и душно, и в тот же миг девушка ощутила, что множество рук овладели ей, словно дичью, но она не сопротивлялась и не издала ни звука. Ее уложили на волокушу, запряженную четверкой собак, и, озираясь, подобно воры, охотники быстро повезли свою добычу.

Аллаю разыграли в кости. Когда одному из охотников выпал жребий, между мужчинами возникла ссора, которая быстро переросла в схватку, и в тот вечер некоторые из них лишились не только своих гнилых зубов. Итак, Аллая досталась старому вдовцу по прозвищу Зябл. Счастливчику предлагали богатый выкуп за девушку, но он, несмотря на насмешки своих компаньонов, от выгодного обмена отказался. У Аллаи выстригли часть волос. Зябл связал в пучок остриженные локоны и разыграл их меж своих приятелей.

Держал он Аллаю взаперти, боясь, что ее украдут или она сама убежит от него. Днем, спасаясь от ее зачаровывающего взгляда, он заставлял девушку носить повязку. Та почти закрывала ей лицо, и лишь две узкие прорези служили для Аллаи окном во внешний мир. Ко всему прочему вдовец изгнал из дому сыновей, и теперь кроме него только Алая заселяла эту огромную, охраняемую злющими псами и окруженную частоколом домину. Зябл разрешал девушке выходить во двор ночью, да и то ненадолго. Окруженная со всех сторон высоким и непроглядным забором, Аллая только там могла снимать повязку. И теперь затворница ждала полуночи, чтобы насладиться видами неба, усыпанного мелким бисером звезд. А еще Аллая ждала луну, что меняла облик при каждой их встрече, но неизменно оставалась печальной и бледной. Тихие, но неспокойные серые облака напоминали ей ночных сов, которые часто мелькали в необъятном темно-синем небе в прежней ее жизни. Аллая даже не помышляла о побеге из своего заточения, а лишь ждала… Оказавшись среди людей, она утратила некоторые из своих способностей, но приобрела новые. Одно же оставалось неизменным – обида.

Зябл же совсем потерял покой, ему постоянно казалось, что, когда его нет дома, Аллая может убежать назад в лес или уйти к другому мужчине, молодому и сильному, либо ее похитят те из его приятелей, что три луны назад привезли ее сюда на волокушах. Так прошло еще какое то время. Девушка наконец стала понимать язык людей, но вот изъясняться с ними – даже с Зяблом – у нее не получалось, просто не было желания. И если даже она говорила, то речь ее была полна певучих звуков, и люди не понимали и боялись ее нечеловеческого голоса.

Однажды ночью собаки, что сидели на привязи, стали разрываться от лая; вскоре одна из них завизжала и стихла. Снаружи послышался скрежет запоров, кованые двери раскрылись, и в доме оказались чужие. В их руках были факелы. Они метнулись к Зяблу… Тот вскрикнул и захрипел. С вдовцом было покончено.

Так Аллая оказалась в руках разбойника по прозвищу Хорь, рыжего, как огонь; его боялись и ненавидели. Он промышлял грабежами и был известным в округе душегубом. Хорю ничего особенного не нужно было в этом доме, кроме одного – Аллаи. Его лиходеи быстро обшарили все углы и, забрав все самое ценное, запалили дом, предав мертвого вдовца огню.

Хорь одаривал Аллаю подарками. Он жил шумной и разгульной жизнью. Любил хмельную медовуху и заставлял пить всех, включая и пленницу. Медовуха же была Аллае противна, девушка выплевывала мерзкую жидкость, но не просила Хоря ни о чем и не плакала. У ее мучителя это вызывало буйный восторг. Затем он, напившись, ставил девушку подле огня на обзор приятелям и под их одобрительный хохот орал, что она нарожает ему целую шайку. И лишь одно было для Хоря непреодолимым – скрывающая ее глаза повязка. Не осмеливался он освободить Аллае глаза.

Все с ним кончилось неожиданно и так же быстро.

Хоря приволокли привязанным одной ногой к буйволу прямо в логово. Его обиталищем служила большая, в два человеческих роста, нора, расположенная меж двух скал, теперь в ней жила Аллая. Под одобрительные вопли людей, вооруженных палками и топорами, лай собак и горловое мычание огромного быка растерзанного Хоря повесили за ту же ногу на сухом кедре. Он висел один, никому не нужный, и только застывший оскал на его синюшной морде выдавал в нем некогда буйный и разудалый нрав. Среди этой безудержной вакханалии показалась хрупкая фигурка Аллаи. Выйдя из своего убежища и не обращая внимания на