Как-то раз, днем, когда в доме не было ни души, он прокрался туда через дверь в кухню и быстро поднялся в комнату Тессы, волнуясь так, будто ступал по плитам некоего святилища. Он обшарил все ящики в ее шкафах, перечитал письма, которые она оставила на письменном столе, затем разлегся на ее постели и стал глубоко вдыхать воздух, которым она дышала каждый день. Перевозбудившись не на шутку, он даже начал прикидывать, а не дождаться ли, когда она вернется; надо было придумать что-нибудь такое, чтобы больше никогда не покидать этот дом и остаться с ней навсегда. Вот бы превратиться в воздух, чтобы она дышала им, наполняя свои легкие, и таким образом сохранить ей жизнь.

Перед уходом он украл фотографию Тессы в купальнике и сунул себе в бумажник. А потом часами водил кончиком языка по ее изображению.

Он собирался как-нибудь вернуться и украсть другие фотографии.

И ее, главное – ее.

И тогда он ощутит кончиком языка ее живую кожу.

К Тессе подошла мать с фарфоровой тарелкой в руке. Томми прислушался, но их слов не расслышал. Потом миссис Уилкинс принужденно усмехнулась и направилась обратно в кухню, тихо напевая.

Тесса съела что-то похожее на кусок торта, поставила тарелку на землю. И принялась бегло просматривать иллюстрированный журнал, шелестя страницами.

Сзади подъехал синий «Форд» и остановился у крытого входа. Это был тот самый кретин – Элиас Барнс. Пожаловал к Тессе.

Томми растянулся на животе в зарослях кукурузы, испугавшись, как бы его не заметили.

Элиас посигналил. Услышав его клаксон, Тесса выключила радиоприемник и легкой походкой направилась ему навстречу.

Томми не сводил с них глаз. Рука Элиаса торчала из открытого окна машины. Двигатель продолжал рокотать. Подойдя к Элиасу, Тесса сняла шляпу, наклонилась, чтобы его поцеловать, согнув при этом правую ногу, и ее голова скрылась в салоне «Форда».

Элиас выключил двигатель, и, когда Тесса отпрянула, вылез из машины; на нем были джинсы и белая майка-безрукавка.

Он стиснул Тессу в объятиях, и Томми сделал то же самое, потом запустил пальцы ей в волосы, мягкие-мягкие, и еще раз поцеловал, чтобы снова вспомнить вкус ее губ.

Тесса шепнула что-то ему на ухо, и, взявшись за руки, они скрылись за ивами, укрывшими их непроницаемым покровом тени.

Томми догадывался, куда они отправились и чем собирались заняться, и стиснул зубы, силясь совладать с охватившей его ревностью. Он решил проследить за ними и, прячась в колыхавшихся стеблях кукурузы, двинулся к старому хозяйственному сараю, стоявшему в роще, что находилась в километре отсюда, возле дороги, куда Тесса иногда наведывалась, желая побыть в одиночестве.

Томми зашел с тыльной стороны. В задней стенке сарая зияла щель, достаточно широкая, через нее можно было заглянуть внутрь, не опасаясь, что тебя заметят.

Тесса лежала на матрасе совершенно голая. Когда Томми увидел ее грудь, у него захватило дух: ведь он впервые мог любоваться ею вблизи. Элиас, стоявший рядом, снял майку, обнажив мускулистую грудь, на которую Тесса загляделась, сияя как солнце. Она приложила руку к животу Элиаса, провела ею вниз и, вцепившись в пояс его джинсов, притянула к себе. Элиас, целуя ее, расстегнул джинсы и стянул с себя трусы.

Нагота Элиаса смутила Томми, и он сосредоточил все внимание на Тессе – ее лице, приоткрытых губах, ресницах, которые, казалось, трепетали, точно крылья бабочки. Элиас водил языком по ее груди, прижимая к себе и раздвигая ей ноги. И Тесса, закрыв глаза, начала постанывать в его объятиях.

Томми опустился на траву и припал спиной к стенке сарая. Меж камушков прошмыгнула ящерица, но схватить ее он не успел: она мигом ускользнула прочь.

Он не одну сотню раз представлял, как будет заниматься с Тессой тем же, чем они сейчас занимались за стенкой сарая. В своем доме, на берегу реки, на вершине горы, на неведомой планете.

Он долго сидел неподвижно и, уставившись в небо, слушал, как они любят друг друга. А когда они, уйдя, оказались уже довольно далеко, он забрался в сарай и улегся на еще теплый матрас.

Простыни до сих пор хранили запах ее кожи.

Как-нибудь он сам приведет ее сюда.

И заставит так же стонать.

Снаружи послышался хруст. Томми опрометью выскочил из сарая. Совсем неподалеку, метрах в пяти, стояла собака. Она рылась в куче мусора, а когда заметила его, тут же пустилась наутек.

Томми ухмыльнулся, отступил от сарая и пустился бежать в ту же сторону, куда умчалась зверюга.

Возвращаться домой прямо сейчас ему не хотелось. Впрочем, он и так бывал там все реже и в свободное от работы время где-то слонялся. По крайней мере, до захода солнца.

Но и с наступлением ночи, когда дом становился одним из редких и пока еще надежных убежищ, он не осмеливался ступить туда ногой, предпочитая прятаться в кукурузных полях.

И насколько долго это могло продолжаться? Демон разговаривал с ним теперь почти каждую ночь и показывал ему в вязких, точно кровавое месиво, снах вещи, которые он не хотел видеть, хотя они возбуждали его до крайности. И, когда Томми просыпался, ему порой казалось, что дух его витает в спальне, ощерив зубы и готовясь его укусить.

Томми добрался до своей машины и тут заметил, как к нему приближается паренек на велосипеде. Это был Родни Дюпри, бывший его однокашник, он притормозил рядом, поигрывая обнаженными грудными мышцами, меж которых струился пот.

Неужели он видел, как Томми выбирался с поля Уилкинсов?

– Привет, Томми! Куда пропал? – спросил Родни, утирая лоб кулаком.

Томми стоял, держась за дверцу машины и не решаясь сесть за руль. Раньше Родни с ним почти не разговаривал, и теперь, глядя ему прямо в лицо, он не мог выдавить ни слова.

– Неплохая тачка! – заметил Родни, осматривая капот с нарисованным беркутом. – Мы тут все думали, что с тобой стало после того, как ты бросил школу.

– Теперь вот вкалываю в свое удовольствие.

– Клево, рад за тебя. А мне еще год тянуть лямку, потом думаю пойти работать в кинотеатр в Канзас-Сити… Во всяком случае, ты ничего не потерял: с тех пор как у нас сменился директор, в школе стало совсем хреново.

– Что, мистера Брука уже нет?

– Ну да, его заменили на другого. Никто не знает почему, но думаю, не последнюю роль тут сыграла выпивка.

Томми не смог сдержать улыбки. Так ему и надо! Пусть подавится своим пойлом!

– Ладно, до скорого! – бросил Родни, снова садясь на велосипед. – Меня подружка ждет уже битый час – она прибьет меня, если я не потороплюсь!

Они пожали друг другу руки, и Томми тронулся с места, глядя, как Родни катит вдаль по дороге.

Болван! Он, конечно же, понятия не имел, что с ним стало. А ведь раньше Родни, как и остальные мальчишки, даже внимания не обращал на чудаковатого паренька, который ни с кем не водил дружбу в школе и после уроков постоянно куда-то пропадал, не желая участвовать в так называемой общественной жизни Эмпории.