— Пап, помнишь, я пьесу про утро сочинил? — спросил Антошка.

— Помню, — улыбнулся папа.

— В моей пьесе дяденька шёл. А потом я придумал, что ему навстречу собака бежала.

— Хорошая пьеса была! Жаль, что ты её повторить не можешь… — вздохнул папа.

— Это та самая собака нас домой не пускала! — доверительно сказал Антошка.

Папа с улыбкой посмотрел на сына:

— Собака, которую ты придумал?

— Да.

Уже начался декабрь, а зима всё не наступала — почти каждый день шёл дождь. Но не такой, как летом, — радостный, светлый, с радугой над городом, а нудный, скучный дождь. Антошка сочинил уже много пьес про дождь и серый город. И все они ему не нравились.

Когда мама сказала, вернувшись с работы и стряхивая в коридоре капли дождя с зонта, что «осень в этом году затянулась», а папа возразил: «Не затянулась, а заблудилась», — Антошка сразу увидел картинку, которую искал и не находил в своих пьесах про дождь и осень.

Он представил, как осень бродит уставшая, сердитая, как она смотрит на дома, на дороги, заглядывает в подворотни, а потом бредёт по тротуарам прямо по лужам, волоча за собой тяжёлый, набухший от дождя плащ, и плачет, плачет от того, что у неё нет сил улететь из этого серого города.

Антошка услышал её шаги. И сочинил музыку про заблудившуюся осень.

Но хоть он и остался доволен, всё же мелодия звучала не совсем так, как ему бы хотелось. Антошка ещё и ещё раз её переделывал, но музыка не становилась лучше. Отчаявшись, он сыграл её маме. Ему больше нравилось первому играть папе. Но папа в тот вечер долго не возвращался с работы, а мама пришла пораньше.

— Мне нравится, — сказала мама. — Красиво. И грустно. Только ты разве забыл, о чём тебя просила Манана Арчиловна?

Антошка не забыл.

Два урока назад, когда Антошка стал играть гаммы, Манана Арчиловна его остановила. Она долго ходила по классу, заваривала себе чай, поливала цветы — и молчала. И чем дольше молчала, тем Антошка больше боялся той минуты, когда она заговорит.

— Вот что я хочу тебе сказать, Антон, — наконец начала учительница. — Ты талантливый мальчик. У тебя прекрасные музыкальные данные. Но ты совершенно не делаешь то, что я от тебя требую. На каждом уроке я тебя прошу: не опускай кисть, держи локоть. А ты?! Шлёпаешь по клавишам, как… Ну, не знаю, как кто… Пальцы растопыриваешь, кисть опускаешь… На каждом уроке одно и то же — начинаем с того, что исправляем тебе руки… потому что такими руками играть нельзя, пойми! Ты опять приходишь, и опять у тебя не руки, а крюки… Вот на прошлом уроке мы всё с тобой исправили. И руки ты стал прилично держать, и звук появился. А сегодня? Что произошло? Признайся честно: вместо того чтобы играть упражнения, опять сочинял что-то?

Антошка опустил голову.

— Что молчишь? Сочинял или нет?

Антошка, не поднимая головы, кивнул.

— Так я и знала. Что на этот раз?

— Про белку, — признался Антошка. — Как она к папе в карман лезет.

— В карман? Зачем в карман? — не поняла Манана Арчиловна.

— Ну за орешками же! А ещё про дождь и осень.

— О боже!.. — вздохнула учительница. — Да пойми, милый мой, ты же себе только хуже делаешь, что не хочешь учиться грамотно играть. Между прочим, очень многие великие композиторы были также и великолепными пианистами. Шопен, например. Сергей Васильевич Рахманинов, Сергей Сергеевич Прокофьев… Значит, так. — Учительница остановилась перед Антошкой. — Я тебе запрещаю сочинять музыку. По крайней мере, пока. Научись сначала грамотными руками играть!

Окончание разговора слышал Серёжка Алдонин. У него урок начинался сразу после Антошкиного. Услышав, что Манана Арчиловна запрещает Антону сочинять музыку, он ухмыльнулся.

Манана Арчиловна поставила Антошке за урок двойку. Вечером позвонила маме и долго ей по телефону жаловалась. Говорила о постановке рук, о приёмах игры на фортепиано, о том, что надо сначала научиться играть, а уже потом музыку сочинять. Мама слушала учительницу, кивала, соглашалась. Потом стала говорить Антошке, что учительница права, что надо её слушаться, иначе его из школы исключат.

На следующем уроке Манана Арчиловна опять ругала Антошку. А когда пришёл Алдонин, она Антошку не отпустила и сказала, чтобы он остался смотреть, как они будут заниматься, — и не просто слушал, а следил за Серёжиными руками.

— В октябре на конкурсе Серёжа занял второе место, — сказала Манана Арчиловна Антошке. — Это прекрасный результат.

— Ничего и не прекрасный! — буркнул Серёжка. — Я лучше играл! Почему мне первого места не дали?

— Серёжа, я ведь тебе объясняла… — вздохнула Манана Арчиловна. — Иногда одной техники бывает мало. Конечно, технически ты играл лучше. Зато твой соперник — проникновеннее. Это тоже очень важно!

— Всё равно несправедливо! — сказал Серёжка. — У меня пьесы сложнее были!

Антошка удивился, что Алдонин не боится спорить с преподавателем. Сам Антошка Мананы Арчиловны побаивался: она была ужасно строгая.

— Оставим этот разговор! — сказала Манана Арчиловна. — Уверена, ты перестанешь обижаться и сделаешь правильные выводы. А теперь давай прекратим болтать и начнём работать.

Они играли концерт Баха на двух роялях — Манана Арчиловна на одном, Алдонин на другом. Опять готовились к какому-то конкурсу. Закончив произведение, Манана Арчиловна с Серёжкой стали отрабатывать отдельные места. Иногда Алдонин посматривал на Антошку, ухмылялся. От этих взглядов и ухмылок было неуютно.

И вот Антошка опять пришёл на урок с невыученным заданием. В эти дни он мало играл гаммы. Он пытался найти такое сочетание звуков, которое нарисовало бы портрет заблудившейся в городе осени. Но сколько бы красок-звуков он ни добавлял, портрет не казался ему похожим.

Манана Арчиловна, не дослушав до конца домашнее задание, встала из-за стола, молча посмотрела на Антошку и вышла из класса.

Антошка испугался. Он сидел за инструментом, трогал, не нажимая, то одну клавишу, то другую. По подоконнику стучал дождь. Было слышно, как где-то наверху кто-то здорово и быстро играет гаммы.

Дверь открылась. Вернулась Манана Арчиловна.

— Тебя Елена Владимировна к себе приглашает, — сказала она. — Пойдём, я тебя провожу.

Они медленно пошли по коридору. В каждом классе звучала музыка, то весёлая, то грустная, задорная, печальная и даже строгая, сердитая… И опять Антошка услышал, как где-то играют гаммы.

Подошли к кабинету Елены Владимировны. Манана Арчиловна открыла дверь, пропустила Антошку вперёд.