еще спят и точно меня не увидят. Я каталась на автобусе до конечной остановки и обратно, потом сломя голову бежала домой и запиралась на три замка. Но я улыбалась. Постепенно маленькими шажочками я перебарывала в себе страх и панику. Где-то через полгода я решилась выйти на остановке и пройтись по улице. Сердце бешено стучало, паника билась во мне, я шарахалась от всех проезжающих мимо машин, но шла. Прохожие косо смотрели на меня, наверно, думали, что наркоманка или сумасшедшая. А потом выбора у меня не стало, мне пришлось выходить на улицу и не просто гулять по улице, а ходить в магазины, гос. учреждения. Мне нужно было искать работу, папа умер, я осталась без средств к существованию. Я ходила на собеседования, естественно, меня никто не брал, образование ни пойми какое, опыта работы нет, и вела я себя как зашуганный зверек, который вздрагивал даже от шума принтера. Я уже отчаялась, как случайно в интернете нашла вакансию переводчика. Пока я сидела дома взаперти, чтобы не сойти с ума занялась изучением языков. Именно эти знания помогли мне блестяще заполнить анкету, а потом пройти собеседование в режиме онлайн. Дома я чувствовала себя увереннее и могла спокойно и четко отвечать на вопросы, мне предоставили три отрывка на разных языках, я перевела их. Им понравилось и меня приняли.

На этом я заканчиваю свою исповедь. Сергей, словно замороженный, смотрит на огонь. Выражение его лица каменное. В руках я замечаю сломанный стакан. Видимо, он так сильно сжал пальцы, что пластик не выдержал и разломился. А он даже этого и не заметил. Держит обломки в ладонях и смотрит сквозь пламя вдаль. Я встаю с места и ухожу, оставляя его в полном одиночестве.

Глава 7

Я думал, глаза смотрели на огонь. Кристина! Еще несколько дней назад я и подумать не мог, что привезу в свой дом девушку. Но принял решение молниеносно, смотря в прицел винтовки, понял, что убить ее не позволю. Нажал на курок первым. Она была спасена. И еще тогда мог незаметно покинуть место своего схрона, сесть в машину и уехать, но не стал этого делать. Бегом спускался по лестнице с крыши дома напротив, перепрыгивая через ступеньки, только чтобы успеть перехватить ее на улице. Она выбежала из подъезда, словно чумная. С трудом ориентировалась в пространстве. Мозг ее еще не осознал, что произошло, он только посылал импульсы «опасность». Она пыталась скрыться от опасности, только не знала как. И я помог ей. Когда она выбежала на дорогу, я подрезал другой автомобиль, который трогался с обочины, чтобы первым остановиться около нее. Тут она быстро сообразила, сама забралась в мою машину. Руки у нее дрожали, она постоянно озиралась по сторонам. Я увез ее сюда, совершенно не подумав о возможных последствиях своего импульсивного поступка. Мне страшно думать о том, что я совершил ошибку, привезя ее в этот дом. Но мне ее стало безумно жаль. А еще меня одолело любопытство. Я никак не мог провести параллель между ней и Лютовым. Она не походила на неугодную любовницу, которую решили убрать; на сотрудницу, которая обладает компроматом. Но за ней следили, несколько дней не выпускали из виду, и в итоге пришли убить. Мне нужен был ответ: «почему»? Теперь картина для меня ясна. Она единственная выжившая жертва их тайного мужского сообщества, кукла, которой поиграли эти «повелители жизни», пытаясь скрасить серые будни. Мне жаль ее, но моя жалость ничто в сравнении с восхищением, которое я испытал к ней. Она не растерялась после того, как над ней грубо надругались трое извращенцев, собралась с силами и сумела сбежать. А еще она не сломалась после, не покончила со своими страданиями сама. Продолжила жить и бороться со своими страхами. Даже представить не могу, как она настрадалась, живя словно в клетке, в своей квартире, боясь издать лишний звук, чтобы не напомнить о себе этим ублюдкам. Она сильная, волевая, хоть и не догадывается об этом.

То, что она мне рассказала, потрясло меня, за живое задело. Будто старая рана открылась и начала кровоточить. Она говорит, плачет, а у меня душа выворачивается наизнанку. Мне так хотелось обнять ее, прижать к себе, но побоялся спугнуть ее решимость. Да и не нужна ей моя жалость. Поддержка нужна, не жалость. Поддержка будет. Позже. Я костьми лягу, но накажу Лютого за нее и за всех тех девочек, кого оплакивают матери у надгробий.

Я видел фотографии жертв этих тварей, но фото ничто в сравнении с воспоминаниями Кристины. Её слова, будто тупые и ржавые ножи врезались в плоть и проворачивались, принося невыносимую боль. Я сам не подозревая, познакомившись с этой девочкой, взял на себя огромную ответственность: теперь я обязан сделать все, чтобы эта девочка жила.

Костер уже давно затух, лишь красные угольки тлеют в темноте ночи. Гашу их остатками воды из бутылки. Бросаю посуду с остатками еды в сумку. Полнолуние. Луна освещает дорожку, и я медленно иду к домику. Замечаю маленький огонечек в окне бани, это свет от керосиновой лампы. Меняю траекторию следования, ноги сами меня ведут. Медленно открываю дверь. Застываю на месте, не успев шагнуть внутрь второй ногой. Кристина обнажена. Стоит спиной ко мне. Мокрые волосы собраны в пучок на голове, прямая спина и красивая, круглая попка заставляют меня дышать чаще. Кристина поворачивает голову, замечает меня, на удивление не шарахается, но и не делает шаг навстречу. Она тоже изучает меня, мою реакцию на нее. А реакция моя достаточно прямолинейная. Я откровенно палюсь, пожираю глазами. Протягиваю руку, и, взяв за плечо, разворачиваю ее. Она стыдливо опускает глаза, прикрывает грудь руками, ноги ставит крест накрест. Напряжена. А я будто не замечаю этого, любуюсь. У нее очень красивое тело: тоненькая талия, широкие бедра, полная девичья грудь. Провожу большим пальцем по шраму на левой груди: треугольник из ожогов. И он словно обжигает меня, я отдергиваю руку. Разворачиваюсь и ухожу.

Дышать тяжело, в голове начинает пульсировать боль. Не в силах больше идти, сажусь на крыльцо. Смотрю в звездное небо, но не вижу его, перед глазами мать и сестра. Мама хлопочет на кухне, скоро придут мои друзья, проводы в армию. Аленка бродит за мной, словно хвостик, просит еще раз спеть на гитаре ее любимую песню. Она любила, когда я пел, всегда подпевала тоненьким звонким голосочком. Я иногда замолкал на середине куплета, чтобы послушать ее, а