«Как ты?» — спросила мама в телеграмме. Еще и картинку смешную повесила — цыпленок и озорной мышонок прыгают по кругу, взявшись за руки.

«Офигительно!» — отозвался Никита и добавил довольного призрака.

Действительно, как у него дела? Вот так все и есть.

— Сумасшедшие, — шептал он себе под нос. — Психи. Обмороженные.

Мелкая в сапогах долго объясняла, чесала коленку. Опять объясняла. Снова чесала. Прикладывала подорожник к кровоточащему расчесу. Сбивалась. Начинала заново. Тянула руку к коленке. Искала новый подорожник…

В общем остатке было — все это, конечно, не обязательно случится, но очень вероятно. Они тут давно воюют, в курсе что и как. А Никита им понравился, и они хотят…

Сплюнул. Он тоже много что хочет. Например, послать всех к черту. И чего он это сразу не сделал? Словно обварило его. Еще там, на колонке.

Кротика хоронили со всеми почестями. Вторая мелкая принесла цветы. Что-то противно-желтое, без лепестков. Синий перестал размахивать куриной ногой и раздобыл небольшую коробку. Мелкая в сапогах расщедрилась на платок. Возились долго. Чуть не подрались. Уронили и коробку, и крота. Никита сдерживался, чтобы не заржать — вот бы сейчас Хозяин повеселился. Но потом мелкая воткнула в свежий земляной бугорок табличку.

Имя. Фамилия. Дата смерти.

Старательно утрамбовала холмик пальцами. Положила… какой-то еще цветок.

Стало нечем дышать. Никогда такого не было. Он вдыхал, а воздух не проходил. И что-то было с головой. Горизонт раскачивался, словно Никита взлетел на самолете и сразу в турбулентность попал, от которой внутренности сжимаются.

— Теперь все будет хорошо, — улыбнулась мелкая в сапогах. На щеке у нее была кровь. — Вот увидишь! Это верный способ.

Красный старательно подкапывал с краю холмика свою селедку. Он хотел ее сначала положить в коробку к кроту. Но мелкая не дала. Сунул незаметно на дно ямки, но селедку выдал хвост. Тогда он дождался, когда мелкая отвернется, и проковырял пальцем ложбинку.

«Это он зря», — почему-то подумал Никита. В кротика со своим именем он еще мог поверить, а вот в селедку…

Тут его совсем уж затошнило, и он пошел прочь. Надо было потолковать с местными. Хотя бы с Ильей. Про ночные видения, про встречи у колонки, про похороны.

Вчерашний разговор о проклятиях и призраках заморочил, не заметил, кто куда ушел. Договариваться о встрече на завтра никто не стал. И правда, чего тут договариваться — пять улиц, четыре перекрестка. Место встречи неизменно. Комбинат. Все дороги вели туда. Если нужны ответы, то искать надо там.

На проходной никто не остановил. Никита прошмыгнул через приоткрытые ворота. Огляделся. Знакомая, избеганная вчера вдоль и поперек площадка была пуста. Чем еще можно заниматься в этом всеми забытом месте? Только в прятки играть… Самим прятаться. И тайны свои прятать.

Поежился. В прятки… А может, не такая это и детская игра? Спрятаться, чтобы тебя никто не нашел. Утренние похороны кротика чем не прятки? Спрятали одного, чтобы подумали на другого.

Пошел левее по тропинке. Забыл про болотце. Споткнулся, черпанул кроссовкой через край. Плевать. Мимо пандуса — ссыпали они тут что-то. Слева оставил основные цеха с гигантскими дырами в полу и призраком Хозяина.

Интересно, вчера он на новенького вышел посмотреть или сказать чего хотел? Может, он так всех приезжих приветствует? Выходит поздороваться, узнать, не надо ли чего. Это же он встретил Никиту на подъезде. Ждал в кустах. Зачем?

Никита понял, что ненавидит Хозяина. Вот так неожиданно — ненавидит. Незнакомого человека. Или не человека. Только за то, что тот постоял на лестнице. Что приснился ночью. Кулаки налились тяжестью. Захотелось ударить. Не важно кого. Когда есть противник — ты его видишь и все легко. Бей, не раздумывая, получай удары в ответ. А когда непонятно что, вроде глупо показывать, что испугался, — ведь нет никого, но тебе страшно как раз потому, что никого нет.

Справа было что-то очень сильно разрушенное — огромный провал в стене открывал три высоких этажа и противоположную стену. Словно великан с разбегу врезался.

Великан…

Никита поежился.

Не будем сейчас о великанах.

Он старательно гнал от себя все неприятные мысли — о проклятиях, о похоронах, о Хозяине. Если не думать, то ничего и не было. Совсем ничего. Все очень непонятно, а от этого словно по душе что скребет.

За разрушенным корпусом деревья скрывали утрамбованную площадку, на которой стояла одинокая машина.

Мостик через речку перегорожен шлагбаумом.

Здесь у Никиты словно прорезался слух — стал слышать реку. Она весело сбегала по камням, билась о высокий каменистый берег. Вода темно-желтая, как будто в нее ржавчины напустили.

Это было то, о чем рассказывал дядя Толя, но что не успел вчера увидеть Никита. Местная знаменитость — порог и ГЭС.

Прошел по мосту, с удивлением глядя на спокойную гладь воды слева — тут собралась ленивая толпа березовых семечек с одиноким березовым листиком посередине — и сумасшедший бег воды вниз по камням справа.

«Сумасшедший», — отметил про себя Никита. Все-таки сумасшедший.

Никита походил по противоположному берегу, порадовался березкам — наконец-то он их здесь увидел. К турбине, спрятанной в домике, не пустила закрытая калитка в сетчатом заборе. Можно было, конечно, перелезть, но совершать подвиги в одиночку не хотелось.

А захотелось вернуться на комбинат, полазить по крытому пандусу, изучить окрестности, попробовать снова встретить призрака, объяснить ему, если он еще не понял, что Никита вообще-то не местный, поэтому нечего его втягивать в свои игры. И ни в коем случае ни с кем не встречаться.

Уже выходя на мост, он заметил, что на крайнем столбе сидит Хельга. Распущенные волосы занавешивают лицо, на коленях книга. На шум Никитиных шагов она подняла голову, страницу заложила пальцем. Как вчера.

Никита уже вдохнул, чтобы сказать «Привет!» или «Как дела?» — он не был силен в общении с девчонками, как вдруг Хельга выдала неожиданное:

— Здесь девочка утопилась. Видишь, крест?

Склонилась к внешней стороне столба, провела пальцем по влажному граниту. Там и правда был выдолблен крест.

— Она в парня была влюблена. А его выбрал Хозяин. И она тогда…

Хельга посмотрела на бурную воду. За порогом река широко разливалась, властно раздвигая лес каменными берегами. Может, там, далеко, и было глубоко. Здесь же пока только высоко. И надо было очень постараться, чтобы утонуть, скатившись по камням.

Хельга прижала к себе книжку:

— Ты во все это не веришь? В наши проклятия?

Никита пожал плечами. Он мало во что верил. Лучше пощупать или увидеть.

— Что это у тебя? — Хельга коснулась его скулы.