Орест пожал плечами.

— Не догадки, а истина! Я сам готов был сегодня плакать — так бедной сестре весело было!

— Господи помилуй! — всплеснула руками Татьяна Львовна, стукнув кофейником о стол.

— Так пойдет ли на ум, — встав с места и нервно прохаживаясь, заговорил молодой человек, — любящему человеку псарни строить да шампанским глотку наливать, когда Бог весть еще на что детей воспитывать придется! Ваш Владимир Константинович — эгоист, мелкая душонка и больше ничего! Вы его любите за то, что он у вас ручки целует, мелким бесом перед вами рассыпается… И Надя говорит также: «Он добрый… любит меня!» Да какая же это любовь, коли для удовлетворена своих капризов он готов детей по миру пустить, жену в чахотку вогнать?.. Неужели в том обнаруживается его любовь, что после выигрыша он Наде браслет подарит или ложу в театр привезет? Нет, попроси-ка его сестра неделю в клуб не ездить или собак не выписывать, «Стеснение! — закричит — петля!»

— Ой уж, чего ты мне и не насказал… Голова кругом идет! — сокрушалась старуха.

— А это еще не все: самое-то серьезное впереди.

— Чему уж больше быть — и этого довольно!

— По-вашему — конечно! — нервно усмехнулся племянник. — Какое несчастие может быть выше потери денег! Нет-с, есть горе сильнее разорения: это нравственное горе… Его труднее пережить, труднее поправить! С любимым человеком не страшна беда… и недостатки легче переносятся.

— Да разве Надя разлюбила мужа? — испуганно перебила Татьяна Львовна.

— Да помилуйте: какая же любовь устоит против такой пошлости? Владимир Константинович ежеминутно роняет себя в глазах жены… Она его жалеет, но не уважает; а разве можно, презирая, любить человека?

— Царица небесная! — простонала старуха.

— Вы пожалуйста, тетушка, — помолчав, серьезно сказал ей Орест, — не вздумайте намекать Наде… да и вашим салопницам не сообщайте; я ведь не сплетни ради говорил вам, а для того, чтобы вы пожалели сестру и больше не ошибались на счет ее жизни.

— Хорошо-хорошо, — растерянно проговорила Татьяна Львовна, вставая и выходя из комнаты.

Через четверть часа она воротилась.

— Ты дяде-то писал на рожденье? — спросила она, видимо желая перевести разговор на другую тему. Осокина не могла долго предаваться одной и той же мысли.

— Писал, — угрюмо отвечал Орест.

— Не получил еще ответа?

— Вероятно, и не получу.

— Не может этого быть: брат вспыльчив, но отходчив.

Молодой человек промолчал.

— Ну, где за это время побывал? — к своему облюбленному предмету ладилась подойти Татьяна Львовна; она вспомнила о Перепелкиной и порешила, что надо же от племянника кой-что повызнать.

— У двух-трех знакомых был, — неохотно проговорил тот.

— А Ильяшенковых видел?

— Видел.

— Славная у них эта Софья… все ее хвалят.

Орест молчал.

— Характер у нее, говорят, отличный, ну и красива… Вот бы невеста-то тебе, Остя, — не вытерпела Осокина.

Молодой человек вдруг встал, взял со стула шляпу и подошел к тетке прощаться.

— Это куда? — удивилась та.

— Домой… работа есть… Ну-с, прощайте!

И, облобызавшись со старухой, Орест проворно вышел в переднюю.

— Блажной, как есть блажной! — проворчала ему вслед Татьяна Львовна и, весьма недовольная, пошла к Перепелкиной.

VII

Р-ское дворянское собрание горело огнями. К крыльцу его то и дело подъезжали всевозможные экипажи, выбрасывая из недр своих то воздушных пери и их маменек, то сановитых стариков и разнокалиберную молодежь. Парадные двери поминутно хлопали; рослый швейцар, в треуголке и с булавой, стоявший на верхней площадке широкой, устланной коврами лестницы, то почтительно отдавал честь гостям, то рассеянно глядел в сторону, смотря по тому, какую единицу изображал из себя посетитель. В сенях некоторые из лакеев уже дремали на импровизованных ими ложах из барских шуб. В аванзале письмоводитель губернского предводителя беспрестанно выскакивал из-за ломберного стола, осматривал билеты приезжавших членов, получал деньги с гостей и мелом отмечал на черной стенной доске число дам и кавалеров. Сверху доносились довольно сносные звуки сборного оркестра и слышался отдаленный говор и шарканье танцующих, — вечер начался.

Первая кадриль приходила уже к концу, когда Осокин приехал; он оглядел двигавшиеся пары и, не видя Ильяшенковых, прошел в гостиную. Там картеж был уже в полном разгаре; молодой человек раскланялся с знакомыми, походил около столов, снова заглянул в зал и уселся около окна. К нему, своей скучающей походкой, подошел Огнев.

— Vous ne dansez раs?[87] — прислонясь к колоне и принимая живописную позу, спросил он Ореста.

— Я только что приехал, — через плечо ответил ему тот.

— Сегодня надо ожидать блестящего вечера, — лорнируя по сторонам, продолжал франт. — По моим справкам, toute la creme[88] будет в сборе.

Осокин промолчал.

— Votre soeur vient d'arriver?[89]

— Да.

— Она будет здесь?

— Не думаю.

— Что ж так? Les fatigues de la route? Une legere indisposition?[90]

— Ни то ни другое… просто не захотела.

Франт почему-то нашел выставленную причину странной и хотел было возразить, но мимо их прошла Соханская и тронула Огнева веером по плечу.

— Сядемте, — показала она ему на уединенный диванчик.

Они сели.

— J'ai toute une histoire a vous raconter[91]: является ко мне une certaine[92] Перепелкин… une vieille commere[93], которой иногда я даю продавать свое тряпье, и вступает со мной в разговор; je n'etais pas d'hurneur a ecouter les cancans et voulais deja la faire mettre a la porte[94], как вдруг фамилия Ильяшенковых меня заинтересовала. Оказалось, que cette brute voulait me tires les vers du nez, concernant vous et Sophie! J'ai fait semblant de donner dans le panneau[95] и так удачно эксплуатировала cette vieille carcasse[96], что под конец узнала все: тетка Осокина отправила ее собирать справки о приданом, расположении стариков и пр. Я насказала Перепелкиной une mosse de choses[97] в пользу Осокина и посоветовала обратиться прямо к родителям и Софи.

— К чему это?

— Ah que vous etes bete, mon cher![98] Неужели вы не понимаете, что Sophie jettera feu et flammes[99] при виде подобной свахи?

— Ну и что же?

— Сделает сцену Осокину… тот se mettra en quatre pour prouver son innocence…[100] Слово за слово и доберутся, наконец, до предложения…

— Этого-то и не нужно.

— Как не нужно? Mais votre triomphe depend de leur mariage![101] Или вы, может быть, по-прежнему лелеете votre bete d'idee[102] заслонить дорогу Осокину?

— Лелею.

— Да, ну в таком случае возбуждайте ревность Софи, mettez en execution votre plan de campagne, —