– А Нахаба как?

– Прекрасно. Чертит графики личной эффективности. Заказал свой портрет и повесил его на главной лестнице… Ну, не он, конечно, а подхалимы. Невер был, конечно, против, но уступил воле масс. Теперь опаздываешь на работу – а на тебя укоризненно смотрит любимый начальник с портрета!

– Тибальд, – сказала Настасья, – не злобствуй! Все знают, что на самом деле ты очень ответственный!

– Да! – довольно кивнул Тибальд. – Ответственный. Если хочешь, могу тебя покусать, и ты тоже станешь ответственной!

– Укуси лучше Бермяту или стожара. Мне и своей ответственности хватает!

– Увы, мужчин не кусаю. Мой дедушка-волкодлак не кусал – и мне не велел! – отказался некромаг.

Помогая картошке поскорее свариться, Любора выпустила из труб на плечах пару термических зарядов. Кухню обволокло душным паром, и на миг все словно провалились в пароходную трубу.

– Картошечка готова! Сейчас положим на тарелочку, и можно подавать на столик! – сообщила Любора.

Ева уже начинала привыкать к её бесконечным уменьшительным суффиксам. Как, интересно, Любора делает доклады на рабочих совещаниях? Видимо, так: «Тут вот негодяйчики! Мы подкрадываемся и бьём их кулачками по головушкам! Выскакивают новые негодяйчики и начинают стрелять в нас из искромётиков! Тогда вот тут мы ставим плазменный магомётик и стреляем в негодяйчиков чёрными дырочками… Главное – чтобы рядом не оказалось многоэтажечки!»

– Нахаба сейчас злой как собачечка! – наябедничала Любора, открывая форточку, чтобы вышел пар.

– А что стряслось?

– Мы потеряли двух магентов, – пояснил Тибальд. – Они успели сообщить, что Фазаноль планирует что-то крупное, не менее глобальное, чем с хафгуфой, но потом перестали выходить на связь… Правда, одного магента мы обнаружили. Его прислали нам в банке с фасолью. Хорошо, что я ем всегда в очках: привычка эксперта, знаете ли, – всегда тщательно рассматривать то, что ты жуёшь… – Тибальд щёлкнул ногтем по своим выпуклым стёклам. – Печёная фасоль по-сербски! Наш магент был уменьшен в сорок пять раз, а скорость всех его биологических процессов увеличена в сотни раз. За один наш день он прожил девяносто своих лет и умер быстрее, чем мы успели придумать, как ему помочь…

– А он не оставил никаких записей?

– На чём? На фасоли? – опять влезла Любора. – Она плохо располагает к письменности. Да и вообще мы нашли его поздно, когда ему было хорошо за восемьдесят, из которых добрых пятьдесят годочков он провёл в банке с фасолью. Рассеянный такой дедулечка. Какие-то клочочки одежды, борода ниже коленушек. Он уже плохо помнил, кто такой Фазаноль, а слушать наши голоса вообще не мог – любой наш вопросик звучал для него как рокот, длящийся долгие неделюшки. Он засыпал где-то на половине слова. Какое уж тут общеньице!

Бермята озабоченно взглянул на часы. Они были на бронзовой цепочке, старинные, похожие на небольшую луковицу – подарок бабушки на восемнадцать лет. Временами часы впадали в панику, начинали вертеть стрелками, и их торопливое тиканье явственно превращалось в голос: «Опоздаешь! Опоздаешь! Опоздаешь!» Утром, зная ленивую неспешность хозяина, часы хитрили и прибавляли полчаса. Бермята, зная эту их хитрость, мысленно минусовал час, и всё равно ухитрялся опоздать.

– Пора к гарпиям лететь!.. И вас мы берём с собой! – сказал он Люборе и Тибальду, после чего быстро ввёл их в курс дела.

– Надо же! Золотое руно! – воскликнула Любора.

Она согласилась мгновенно. Тибальд попытался заупрямиться, заявив, что ему ещё всю ночь рисовать. И при этом тревожно покосился на чердак, на котором шла напряжённая возня. Что-то там пыхтело, подскакивало, порой начинало пахнуть палёной проводкой.

– Что там у тебя? – спросил Бермята.

– Мыши… – торопливо ответил художник-эксперт.

– А сглаз на них навести не пробовал? Внушить им, что они летучие, чтоб они попрыгали вниз? Ну да, ты же великий гуманист, – сказал Бермята ещё наивнее.

– Да-да, обязательно… Ну, к гарпиям так к гарпиям! Помогать слабым женщинам – наш мужской долг! – ответил Тибальд и быстро засобирался.

Они вышли на балкон и по лесенке поднялись на крышу. В чердачное окно Ева увидела, что на стуле сидит туго связанный компьютерными кабелями скелет надсмотрщика. На стене же дома появилась крупная надпись:

«Обидеть художника может каждый. Мы вышли на тропу войны!»

Тибальд нахмурился и быстро оглянулся вокруг, но все культурно сделали вид, что ничего не заметили.

Ночка выдалась трудная. Местные циклопы не поделили с упырями территорию старой бойни и попросили маму стожара выступить в конфликте примиряющей стороной. Мама за такую работу обычно не бралась, но сейчас они очень уж нуждались в рыжье. И вот ранним утром мама и Филат возвращались домой. Мама спешила в душ. Она ненавидела ту гадость, которая наполняет упырей изнутри. Нет, это не совсем кровь. И не совсем желудочный сок. И не совсем упругое желе… Это именно гадость!

Мама ворчала, что циклопы их подставили.

– Примиряющей стороной… – повторяла она. – Примиряющей! Стороной! С упырями! Мелкие трения у них – как бы не так! Упыри сразу начали кольями махать, я ещё и рта не раскрыла! Это же вообще индийский боевик! Шутка пьяного режиссёра! Упыри пытаются загасить стожара… минуту внимания!.. осиновыми кольями! И я ещё взяла с собой ребёнка!

– Мам! Меня просто не с кем было оставить, потому что оставаться один дома я боюсь! – сказал Филат.

Мама сердито на него оглянулась. Филат прогуливал школу по малейшему поводу, и маме приходилось брать его с собой на стрелки с упырями, бои джиннов и прочие подобные мероприятия. И почему-то такая отговорка, как «я боюсь оставаться дома один», прокатывала. У мамы было странное мировосприятие. Она не боялась явных опасностей, допустим тех же упырей с осиновыми кольями, но могла испугаться чего-то неуловимого, существующего на грани реальности. Каких-то ощущений – даже слишком алого заката. Она начинала тревожиться, и Филат, конечно, знал, на какие кнопочки нажимать, чтобы добиться желаемого.

Скажешь: «Мам, мне приснился тревожный сон! Вроде как что-то ко мне ползло!» – и можешь не идти в школу. Зато если сломаешь ногу, мама скажет: «Ну и что! На одной допрыгаешь! Всего-то три километра!» – «Так я ещё и руку сломал!» – «Не правую же? И вообще, кто тебя просил бить атланта в челюсть? Ты что, забыл, что у них головы из мрамора?» – «Просто как-то так сложилось!» – «Плохо, что сложилось. Вот и хромай теперь в школу!»