– Мог бы и сказать, куда мы едем, – сказал Руди, пока они пробирались к центру города.

– Мог бы, – согласился Фабио. – Но таков наш удел – жить, почти ничего не зная. Чем раньше ты это запомнишь, тем лучше.

Руди посмотрел на него.

– Это что, шутка?

– Через два с половиной месяца твоей стряпни, – сказал Фабио, – у любого будет мрачное чувство юмора.

* * *

Руди никогда не был в Познани, но Михаль, метрдотель Макса, родился в деревне недалеко от этого города и сонными вечерами в припадке ностальгии пересказывал вынужденным его выслушивать краковцам, силезцам, курдам, косоварам и эстонцам истории о родном городе, так что Руди знал, что Рыночная площадь Познани уступает только краковской, а сам город долгое время был прусским и назывался Позен. Он знал, что там, наряду с другими давними королями и королевами, похоронен Мешко I, покоритель Силезии и Малопольского воеводства и первый исторический правитель Польши. Он знал, что там же находится самый древний собор в Польше, – и знал людей в Кракове, которых это все еще коробило. Он знал, что название города могло произойти от чьего-то имени – «город Познаня», а могло быть искажением польского глагола poznać – «познать». Он знал, что за свою историю город сменил много странных названий. Он знал, что через него проходит Линия. И он никогда о нем не задумывался.

Фабио припарковал «симку» на офисной парковке у центра города, и они отправились в маленькую гостиницу недалеко от Рыночной площади. Для них были зарезервированы соседние комнаты. Руди потратил на знакомство со своей примерно тридцать секунд, после чего рухнул ничком на кровать.

Тем же вечером, в семь часов, Фабио постучал к нему в дверь, чтобы позвать на ужин в маленький ресторан гостиницы. Давным-давно в ресторанах было принято указывать наверху меню категорию. «Кат. 1» или «кат. 2» – самые люксовые, а «кат. 4» – самая дешевая, ее обычно советовали избегать туристу, если только он не хотел испытать судьбу.

Но два поколения западных ресторанных критиков привнесли свои перемены. В эти дни Польша была усеяна звездами Мишлен и рекомендациями от Les Routiers и AA. Так что Руди прочел на меню надпись «кат. 3» с упавшим сердцем. Ради эксперимента он заказал котлету шабови с картофельными пляцками и, к своей радости и удивлению, обнаружил, что еда приготовлена профессионально, да и подача привлекательная. Возможно, «кат. 3» была лишь изюминкой для туристов.

– И почему ты так не готовишь? – спросил Фабио, с энтузиазмом вгрызаясь в голубцы.

– Если бы я знал, что ты любишь фаршированную капусту, то готовил бы, – ответил Руди.

Фабио показал вилкой.

– А у тебя что?

– Свиная котлета с картофельными оладьями, – опустил глаза на тарелку Руди.

– Вкусно?

– В соусе перестарались с паприкой.

– Ненавижу шефов, – сказал Фабио, набивая рот голубцами.

– Знаю.

– Изнеженные примадонны, – Фабио постучал по столу рукояткой ножа. – Любой недоумок может следовать указаниям в поваренной книге и приготовить не хуже этого.

– А может он делать это вечер за вечером в ресторане на семьдесят столов?

Фабио отпил вина.

– Дело в правильном планировании, правильно? Любой дурак справится.

Руди потыкал вилкой в салат.

– Мне можно узнать, в чем заключается наша тренировка? – спросил он.

– Мы будем извлекать Посылку из консульства Линии, – сказал Фабио, не прекращая своих любовных отношений с ресторанной едой. – С чего бы ты начал?

– Понятия не имею.

– Ну, к счастью, это такая тренировка, когда подмастерью нужно только смотреть и учиться. А вино очень хорошее. Это что?

Руди заглянул в меню.

– Домашнее красное.

– Правда? Ты поговори со здешним персоналом – ну знаешь, как коллега с коллегами. Может, добудешь нам пару бутылок на обратную дорогу. Намного лучше, чем моча, которую подаешь ты.

* * *

Трансъевропейский железнодорожный маршрут был последним великим гражданским инженерным проектом европейской эры – непрерывный путь от Лиссабона до Чукотки на Дальнем Востоке с ответвлениями, охватывающими все европейские столицы.

Так, по крайней мере, планировалось. Когда дело дошло до самого строительства, различные национальные правительства годами собачились из-за финансирования, вагонного парка, ширины колеи, формы персонала. Трансъевропейская железнодорожная компания стала микрокосмом все более раздробленного Европейского парламента, вкупе с голосованием, вето, лоббированием, коррупцией и всеми прочими развлечениями, которые так любит демократия. Компания четырежды балансировала на краю банкротства, прежде чем уложили хотя бы метр путей или заказали хотя бы один локомотив, и каждый раз возрождалась. Ходили слухи об участии мафии, фашистов, коммунистов, о расследованиях, комиссиях, допросах, увольнениях, самоубийствах, убийствах и похищениях.

В конце концов – к удивлению многих наблюдателей – Компания начала строительство железной дороги в Португалии. Маршрут планировалось прокладывать с обеих сторон, начиная с Лиссабона и Чукотки и двигаясь к месту встречи где-то в районе украино-польской границы, но из-за непонятных проблем работы в Сибири остановились на неопределенное время, которое в итоге стало вечным.

Так что год за годом Линия ползла по лику Европы, а тем временем Европа вокруг разваливалась. ЕС распался, а Линия продолжалась. Европейская экономика схлопнулась, а Линия продолжалась. Появились первые политии, а Линия продолжалась, и Компания вела переговоры о праве на транзит везде, где пересекала новые суверенные территории. Она казалась бессмертной. Когда она достигла франко-германской границы, она уже словно набрала какую-то непонятную инерцию, что влекла ее на восток через все препоны. Теперь уже никто не знал, откуда берутся деньги на строительство Линии; они стекались через дельту многорукавной реки офшорных фондов, компаний и частных инвесторов, и, хотя от национальных веток давно отказались, никто не понимал, почему весь этот проект не зачах.

Через девять лет Линия достигла украинской границы, где когда-то должна была встретиться с восточной родственницей. По этому случаю провели короткую церемонию, а затем Линия покатила дальше, терпеливая, обязательная, неудержимая. Она шла через войны, пограничные споры, засухи и военные операции, холмами и долинами, через леса и реки, вокруг озер и под горами. Она пережила сианьский грипп. Она казалась необъяснимой, бесцельной.

Компания пережила семьдесят двух председателей и три полных состава голосующих членов. Она породила почти такую же огромную и неповоротливую бюрократию, как та, что когда-то руководила ЕС. Поистине колоссальные суммы исчезали, находились вновь, снова исчезали.

Наконец Линия достигла Чукотского полуострова во время метели библейского масштаба. Самые ироничные комментаторы предполагали, что следующим очевидным шагом станет прокладка туннеля к Аляске.