Она вышла из корпуса, направилась к футбольному полю. По «малому кругу» – беговой дорожке стадиона – с топотом и гиканьем, слышным издалека, носились дикие лыжники. Они могут час, два так бегать, им не скучно; скоро бросят дурачиться, запыхтят, но темп не сбавят ни не мгновение.

Ребята из «Фонтана» бегали по большому кругу, который проходил мимо столовой, тренировочного зала, площадки с турниками, одичавших зарослей сирени и краешком забирался в лес. Ксения остановилась на опушке; холодок бодрил, от смолистого воздуха приятно кружилась голова. Мимо пробежали Сергей Галеев, Пётр Павлович, Ирина Сергеевна со стайкой детей… Вот и Вика – наверное, догоняет их на круг. Виктория сбегала с горки большими прыжками, не частила, не глядела под ноги. Заметив Ксению, махнула рукой. Ксения рванула, пристроилась рядом и поняла, что, как и прежде, может не отставать. Почти круг они бежали молча, обогнали младших, но на подъёме у Ксении закололо в боку, и она пошла, переводя дыхание. В сирени, на том же месте, где и год, и два назад, прятались Маша Третьякова с Ваней. Ксения, как всегда, сделала вид, что не замечает. Сейчас дети покажутся за спиной, и надо вновь бежать.

Но вместо детей её настиг Рома, вчерашний знакомый.

Поравнялся, осторожно заглянул в лицо:

– Привет! Устала?

– Нет, всё в порядке, – Ксения помотала головой и вновь перешла на бег. – Отвыкла немного.

– А ты мне сегодня приснилась! – выпалил Рома.

– Да? И что я делала в твоём сне?

– Ничего, – Рома чуть смутился, – это самое… снилась, короче, вот.

Они бежали плечо к плечу, и возле тренировочного зала впереди мелькнула тёмно-каштановая голова Виктории, чёрная футболка и синие спортивные брюки. Переглянувшись, Ксения и Рома поддали ходу и настигли Вику под конец большого круга.

До завтрака Ксения поговорила с Владимиром Викторовичем, вновь заверила, что бабушка не волнуется, и попросила разрешения сходить на тренировку.

– Вот, держите, – протянула она свой неприкосновенный запас – сто рублей.

– Занимайся, конечно, мы тоже рады, что ты возвращаешься.

Проводив её глазами, тренер подозвал Викторию, отдал деньги. Смышлёная Вика взяла бумажку, нахмурилась на мгновение и вопросительно глянула: «я вас правильно понимаю?» «Да, – кивнул Бауэр, – совершенно правильно». Ксения, коленями раздвигая влажную крапиву, пробиралась к автомату, висящему на тыльной стене полосатой будки сторожа. Чем больше мобильников покупают себе люди, тем сильнее зарастает тропа к бесплатному и безотказному инвалиду. Стекло, укрывавшее телефон от дождя, давно растрескалось, он был в ржавых пятнах и, на первый взгляд, сломанный, но всё равно живой. Подносишь к уху трубку – нет гудка. С натугой крутишь диск – он не отзывается привычными щелчками. Набрал номер – вызов не слышен, и кажется, что никогда и ни с кем этот телефон тебя не соединит. Но вот в тишине что-то двинулось, открылся тайный люк – значит, сняли трубку… «Алло? Да, я слушаю, кто это?…»

Бабушка волновалась, забрасывала вопросами: всё у тебя хорошо, не голодная, не обидел ли кто? «Ну, что ты меня, как маленькую, контролируешь? – через минуту спрашивала Ксения, забыв, что она сама звонит. – Лекарства не забудь принять. Верапамил помнишь? Ну, замечательно… Всё, пока, я завтра точно приеду». «Приезжай, буду за тебя Бога молить…»

Бабушка в последние месяцы часто вспоминала о Боге. «Где был твой Бог, когда папа с мамой ехали на эту дачу?!» – крикнула однажды Ксения, топнула ногой и расплакалась. Бабушка промолчала, ушла к себе, и Ксении стало стыдно. Потом она думала об этом и, в конце концов, решила, что не стоит обижаться на Бога, если он, конечно, есть. Может быть, в ту минуту он был занят другим, спасал людей от землетрясения или урагана… там тысячи людей, на всех не хватило внимания. Теперь он, конечно, сам не рад, что так получилось. Не напоминать же всякий раз: наверное, тогда он совсем расстроится и ничего хорошего больше сделать не сможет.

Ксения, крещённая в полгода, росла атеисткой, о вере никогда не задумывалась, но всё-таки знала, что после жизни что-то есть. Не могут же просто так взять и исчезнуть её танцы, и одноклассники, и Солнечный берег, куда летала два лета подряд с мамой и папой, и ещё много чего! А если всё-таки могут?… Зачем они тогда нужны? И сама она что здесь делает? В прошлом такие мысли приходили к ней довольно редко – утром, например, когда случалось проснуться до будильника. Нагретое одеяло, фонарь за окном, тишина… Вот хоть бы так всё осталось, чтобы можно было вспоминать! Но неужели и память исчезнет? И уже подступали слёзы, и вместо дыхания получалось одно шмыганье… Здесь надо было встрепенуться, подумать о весёлом, и Ксения держала наготове целую коллекцию настоящих и придуманных историй, разгонявших темноту. Вот если представить, что она может по желанию становиться мальчиком?… Все удивятся: что за партнёр такой, откуда взялся? никто его раньше не видел, а он выиграл конкурс и пропал. На тебя похож, Ксюха; может, это твой брат? Нет, – скажет она, – у меня ведь братьев никогда не было. А сама подметит, кто из девчонок будет сильнее других по нему вздыхать. Маша Третьякова… и ещё Надежда, где-то забыла Петра Павловича… Попались! Вечером подумаю, что с вами делать, а сейчас пора вставать, собираться в школу…

В последний год она забросила фантазии: хрупкими они оказались, раскололись от одного удара настоящей жизни. Но весной, чем длиннее становились дни, тем отчётливее Ксения понимала, без аргументов и споров – просто понимала, и всё, что родители где-то живут, видят и слышат её. Только она их пока не слышит, и поэтому должна теперь больше думать сама. Насколько им хорошо там, зависит и от неё – в этом она не сомневалась, и жить хотела так, чтобы стыдно за неё не было.

А до тренировки оставалось полтора часа. Владимир Викторович перекроил субботнее, облегчённое расписание: раньше в десять утра была тренировка, потом свободное время до обеда, а теперь они поменялись местами, чтобы разделить занятия старшей группы и многочисленных этим летом малышей.

Ксения вспомнила, что ещё не успела побывать на своём холме. Три года назад она открыла это место недалеко от берега залива. Поросший брусникой холм в лесу, и дело даже не в бруснике, а в том, что небо над этим холмом всегда оставалось ясным. Она забрела туда в ненастный день, когда с самого утра намечался дождь. Её потянуло забраться на холм и быстро сбежать вниз, или даже скатиться кувырком… А, поднявшись, она забыла обо всём и едва не опоздала на тренировку. В разрывах облаков над ней открылось окно: облака летели плотным строем и, долетая до этого окна, расступались, обходили его стороной. Ксения глядела в синий колодец, пока не закружилась голова, – и с тех пор почти каждый день, проведённый в «Лесном», выкраивала минут пятнадцать, чтобы подняться на вершину, полежать на траве, слушая птиц, глядя в ясное небо. И никто в эти минуты ей не был нужен. Один только раз она позвала с собой Вику, и та мигом поймала в густой траве ёжика, выяснила, что он самец, хотела принести его в комнату и показать девчонкам, а потом взять домой, – но, размыслив, отпустила у подножия, на том месте, где и взяла.