сама у себя, потому что некромант меня игнорировал, уверенно шагая по довольно просторному ходу, по бокам которого кое-где проступала древняя каменная кладка и темнели провалы других коридоров. Кажется под старым кладбищем был целый лабиринт. Как оно вообще целиком сюда вниз не ухнуло? — Или можно было бы в пригород, вас же вызывали и ждут.

— Там и без меня желающих прославиться полно. И с фамилией Холин тоже, — внезапно ответил он.

— Что ж вы так родственников не любите?

— А ты? — поинтересовался некромант, покосившись через плечо.

Что называется, не урыл, а закопал. Я отмолчалась. К чему случайному в моей жизни человеку подробности взаимной семейной нелюбви? А ведь, думается мне, так было далеко не всегда. Я даже уверена, что где-то глубоко (тоже ооочень глубоко) вредная ведьма меня любит. Любит же она своего единственного сына? Только брака с темной волшебницей так ему и не простила, несмотря на то, что объекта раздора нет в живых уже очень давно.

Холин резко остановился перед разветвлением коридоров, а я, задумавшись, ткнулась в его спину. Лопата удивительным образом заплелась у меня в ногах, и чтобы не упасть, пришлось хвататься за мастера. Объятия случились внезапные и чуточку пикантные — руки соскользнули по широкой спине Холина надежно сомкнувшись на талии. Ну, почти.

— Говорил же — не хватать! Ты бессмертная? — утробным голосом, в котором слышался могильный голод и скрежет зубов, рявкнул Холин, и сквозь кожу на его лице проступили абрисы черепа, вместо левого глаза зиял провал с тлеющим в глубине синеватым огоньком. Некромант нечеловечески плавно повел головой, отвернулся.

— Пока нет, — ошалело проговорила я, совершенно забыв, что пару секунд назад мои руки были чуть пониже спины руководителя. Я даже лопату без напоминания подобрала. Хоть и держала ее теперь у правого плеча обеими руками полотном кверху и пошла дальше за мастером бочком на подрагивающих ногах. Хотелось бы думать, что это была дрожь восхищения, но инстинктивно я выбрала такое положение и расстояние, чтобы в случае чего было удобнее вломить.

Очередной проход все тянулся и тянулся. Камня по стенам сделалось больше, стало влажно, пахло прелью, плесенью, грибами и… да, этот сладковатый душок гниения органики не спутаешь ни с чем. Няшка Эмильен Нику, проводивший у нас практическое по степени разложения, самолично изъял у всех пузырьки с отбивающим нюх зельем, а хитрецов, успевших глотнуть, пока очередь не дошла, антидотом напоил. А потом два часа на примерах объяснял, как без алхим-анализа, реактивов и амулетов определить, сколько времени с момента смерти прошло. По запаху. Зато после занятия у него значительно поубавилось поклонниц, выжили самые стойкие.

— Может уже определишься, наконец? — съязвил Холин, голос был почти нормальный, но оборачиваться он не стал.

— С чем? — на всякий случай уточнила я, продолжая держать стратегическую для замаха дистанцию.

— Снова бросишься с объятиями или быстренько лопатой тюкнешь и сбежишь?

Затылком он видит что ли? Хотя, если он сейчас частично в нематериальном мире…

— М-мастер Холин, — я старалась быть поувереннее, но вышло как вышло, — это боевая трансформация?

— Она самая. Боишься? — Меня снова осияли потусторонним взором. Бррр.

— Нет, б-благоговею.

— Тогда почему дрожишь?

— З-замерзла, — честно ответила я, подземельная сырость давно пробралась под одежку, лопаткам было особенно неуютно.

— Скоро согреешься, — пообещал Холин, — почти пришли.

Хоть я уже и не держала лопату навскидку, но прямо смотреть на мастера остерегалась. Костяк просвечивал сквозь кожу, словно мышцы и сухожилия сделались полупрозрачными, плечи раздались, а руки стали длиннее и когтистее. Ухмылка обзавелась внушительным набором клыков. Жутик еще тот. Одно дело, когда ты точно знаешь, что это нежить или немертвый, то и воспринимаешь его соответственно, но когда из живого человека тьма смотрит, хочется подальше отбежать до того, как тебя жрать начнут.

— Что это за место?

— Старый город. То, что от него осталось. Если стенку поскрести, можно найти надписи и рисунки.

— Как вы тут вообще ориентируетесь?

— Тсс, — шикнул он и погасил светляки.

Коридор оканчивался очередным проходом, только в отличие от предыдущих в нем гнилушечно светилось, а еще скреблось, шебуршало и курлыкало, как если бы обычного городского голубя подрастили до размеров лошади. И… пахло. Источник вони был совсем рядом. В неверном свете было видно, как размазавшийся в тенях силуэт Холина, с приподнятой отведенной назад правой рукой и сложенными щепотью пальцами (из этого положения удобнее всего швыряться проклятиями и пульсарами) скользнул в проход.

Учитывая, что колдовать я сегодня не могу, оставаться одной в коридоре было капельку неуютно. Раздавшееся очередное “урррр” тоже не способствовало спокойствию, но там был Холин, который колдовать мог. Перехватив лопату, двинулась следом. На что только не пойдешь ради зачета.

Глава 13

Я терпеть не могу городских голубей. Гули, в отличие от них, и то честнее — сразу за ноги грызут, без всяких реверансов и курлыканья. Наглые твари эти голуби, скажу я вам, и хитрые. Работают бандой, прикидываются придурками. Вы их глаза видели? Девственная чистота, ни единой мысли, а лапка между делом — шкряб, и упитанное тельце уже на пару сантиметров ближе. Булка есть? А если найдем? А с каким злорадством они разлетаются от тех, кто пернатую братию шуганул без подношения? Думаете, счастье с небес само по себе на шляпы и плечи падает? Я не отвлекаюсь, просто именно городские голуби мне в голову пришли, когда раскатистое “урррр-гл-гл-гл” отразилось от волглых стен пещерки.

Уставившийся на меня круглый желтый глаз с двойным веком украшал повернутую боком уродливую голову с прижатыми ушами и топорщащимся на макушке хохолком из серых влажных перьев. Такие же редкие перья венчали сутулые плечи. Тварь стояла на кривых когтистых ногах, кожистые крылья двумя грязными тряпками спадали до пола. Руки беспрестанно шевелились, оглаживая находящиеся поблизости яйца, больше похожие на икринки. В каждой, под полупрозрачной оболочкой, покрытой слоем слизи, словно биение сердец, пульсировали желто-коричневые огни. Мерзкий гнилостный запах исходил оттуда, из гнезда. А еще от самого банши. Он пошевелился, растопырил крылья, чтобы казаться больше. В узкую щель, рассекающую противоположную стену пещеры наискось, дохнуло ветром, а мои глаза съехались к переносице от непередаваемого амбре.

— Уррр-рра! — выдал он и, чтобы закрепить произведенный эффект, выдвинулся чуть вперед и растопырил леталки во всю ширь.

Тьма и все ее твари! Я зажала нос рукой и