— Неужели вы действительно считаете, что мне не захочется узнать, кто наш таинственный гость? — поинтересовался Макс, не повышая голоса. — И что заставляет этого человека старательно прятаться?

— Честно говоря, очень на это надеялась, — неуверенно подтвердила Лорелей.

— Сожалею, но вынужден разочаровать. — Судя по всему, возражения не допускались. — Кто же он и почему вынужден скрываться? — Дворецкий поставил на стол чашку горячего шоколада и кивком пригласил принять угощение. — Полагаю, ни одна деталь не останется за рамками исчерпывающего повествования.

Лорелей с удовольствием пила густой, чуть терпкий напиток и лихорадочно обдумывала ответ. Наконец, в достаточной степени собравшись с мыслями и изобразив непогрешимую искренность в изложении хода событий, она поведала, каким образом в садовом доме появился совершенно чужой да к тому же тяжелораненый человек. Разумеется, упоминаний о наготе и поцелуях не последовало, но, когда рассказ подошел к концу, Макс посмотрел так, словно знал, что кое-какие подробности не прозвучали. Оставалось надеяться, что во взгляде отразился опыт многолетнего общения с огромным выводком Санданов, а вовсе не подозрение в сокрытии фактов.

Макс налил еще одну чашку шоколада и сел за стол напротив госпожи.

— Уэрлоки, Уэрлоки, — задумчиво пробормотал он, напряженно наморщив лоб. — Ах да, доводилось кое-что о них слышать. Глава семейства — молодой герцог. Затворник по имени Модред Вон, герцог Элдервуд. Не помню точно, какой он по счету, но титул очень древний.

— Модред? — переспросила Лорелей. — Странно, когда я рассылала письма с просьбой о помощи, такого имени не заметила. Должно быть, оно фигурировало в сокращенном виде, одной буквой «М», а дальше шли имена более традиционные. Бедняга! На его месте любой предпочел бы инициалы.

— Точно. Поговаривают, что время от времени семья оказывает услуги правительству. А еще ходят слухи, что мужчины в их роду — отчаянные ловеласы. В Лондоне якобы даже есть специальный дом, где они содержат своих внебрачных отпрысков.

— О Господи! Хорошо хоть, что признают и заботятся. Мало кто на это способен.

Макс медленно кивнул:

— Факт, несомненно, свидетельствует в их пользу. Что ж, пожалуй, пора нести гостю бульон.

Он встал.

— Но…

— Нет. Вы чрезвычайно умны, миледи, однако столь же доверчивы и склонны к сочувствию. Хочу составить об этом человеке собственное мнение и на основании наблюдений решить, имеет ли смысл держать историю в тайне. Подозреваю, что вы не намерены поручить уход за больным слугам.

— Чем меньше людей знают о присутствии в поместье постороннего, тем безопаснее, — пояснила Лорелей.

— Согласен. И все же считаю необходимым лично убедиться в обоснованности доводов.

Макс позволил молодой леди добавить в кружку сидра отвар успокоительных трав и, не допуская возражений, отправил в главный дом. Спорить не имело смысла. Скорее всего, многие сочли бы поведение слуги чересчур самоуверенным и дерзким, однако для Санданов Макс был не простым дворецким, а человеком, тесно связанным с судьбой каждого члена семьи. Никому и в голову бы не пришло осудить его настойчивость. Лорелей послушалась и медленно побрела к дому по тенистым аллеям, по пути моля Бога об одном: чтобы Макс не запретил помогать сэру Аргусу. Подчиниться несправедливому решению она все равно не сможет, а ссориться отчаянно не хотелось.

Аргус наблюдал, как высокий худой человек аккуратно устраивает поднос на прикроватном столике.

— Вы очередной кузен?

— Нет. — Стараясь не причинить страданий, Макс помог больному приподняться на подушках. — Я Макс, дворецкий его светлости герцога Санданмора.

— Макс? Ваша фамилия Макс?

Аргус понимал, что задавать подобные вопросы невежливо, но боль в ребрах не способствовала деликатности.

— Нет. Фамилию предпочитаю не использовать, поскольку ее неблагозвучие, как правило, вызывает фривольные шуточки. Дело в том, что моя фамилия — Коксбейн.

— А, понятно. Значит, Макс. А я сэр Аргус Уэрлок.

— Именно так мне и сообщили. — Макс присел на край кровати и принялся кормить больного горячим, крепким мясным бульоном. — Я отправил юную леди домой, поскольку счел необходимым взглянуть на ситуацию своими, а не ее глазами. Мисс Сандан слишком добра. Итак, вам действительно угрожает серьезная опасность?

— Не сам же я себя так отделал, — пробормотал Аргус между глотками.

Дворецкий слегка прищурился.

— Досталось вам несладко, но что, если виной всему — обманутый муж? В версию какого-то необычного, редкого дара, который хотел отнять у вас злодей, поверить достаточно трудно, не так ли?

— Позвольте показать, что именно стремился похитить враг, — предложил Аргус вместо ответа и, слегка сжав запястье, принялся внушать дотошному собеседнику, чтобы тот не вмешивался, куда не следует.

— Если мисс Сандан в опасности, я обязан вмешаться, — неожиданно произнес Макс.

Аргус настолько удивился его реакции, что невольно разжал пальцы и послушно проглотил очередную ложку бульона.

— Неужели ничего не ощутили?

— Ощутил некоторую склонность повиноваться вашему распоряжению, но тут же понял, что это совсем не то, что я намерен делать, и без труда освободился от давления.

— Черт возьми! Сначала леди Лорелей, а теперь еще и вы.

В темных глазах Макса мелькнуло подозрение, и сэр Уэрлок недовольно поморщился.

— Вы пытались испытать свой трюк на дочери герцога?

— Всего лишь намеревался обеспечить собственную безопасность, — (безопасность от обиды и гнева девственной аристократки, подумал Аргус, однако вслух уточнять не стал). — К тому же это вовсе не трюк. Действует практически на всех. Ничего не стоило убедить Вейл не сообщать другим слугам о моем присутствии в Данн-Мэноре. Как я уже сказал леди Лорелей, трудности возникают исключительно при общении с родственниками.

— А еще, наверное, с теми из посторонних, кто обладает сильной волей?

— Да, пожалуй. Время от времени.

— Дело в том, что я и сам довожусь Вонам дальним родственником. Очень дальним. Возможно, это обстоятельство в какой-то мере сказывается на результате. Уважаю ваш дар, поскольку в первый момент почувствовал стремление повиноваться. Приходится признать и то, что вам удалось каким-то образом появиться в саду герцога и обратиться за помощью к его дочери. Но неужели кому-то могло прийти в голову отнять у вас редкие способности?

— Самое настоящее безумие, иначе не скажешь. А возможно, чрезмерная жадность — настолько острая, что затмила способность рассуждать здраво. Корник и его пособники решили, что смогут заставить меня передать мастерство из рук в руки или на худой конец научить основным приемам. Чарлз даже собирался напустить на меня какую-то ведьму.