Но воровство… Не знаю, когда оно началось. Помню лишь, как однажды на выходных мы всей компаний нагрянули в торговый центр. Мы заглянули в магазин «Навсегда 21», и там был серебряный браслет со стразами, на который я положила глаз, но он стоил десять долларов, а у меня в кармане было только семь.

— Я заплачу остаток, — сказала Элиза, подходя ко мне сзади, чтобы посмотреть, что привлекло мое внимание.

Я почти сдалась. Я действительно хотела этот браслет, но это было похоже на благотворительность, как будто Элиза — а в ее лице и остальные — смотрит на меня свысока.

— Нет, как-нибудь обойдусь.

Я не покривила душой. Это был симпатичный браслет, но он не мог изменить мою жизнь. Я выбросила его из головы и продолжила бродить следом за другими девочками по магазину, а потом и остальному торговому центру.

Потом мы оказались в фургоне миссис Салливан — он всегда сверкал чистотой, потому что каждые выходные она отвозила его на автомойку, где его мыли, натирали воском и пылесосили — и по дороге домой Элиза вытащила из кармана браслет и сунула его мне в руку.

Я посмотрела на него, не сразу поняв, что это. Затем я взглянула на Элизу. Та довольно ухмылялась мне.

— Я же сказала, что мне он не нужен, — прошептала я.

Она пожала плечами.

— Да, но ты его хотела.

— Спасибо. Я верну тебе деньги.

— Зачем? Я не платила за него.

Мне потребовалась дополнительная секунда, чтобы понять, что она говорит. Мои глаза, должно быть, полезли на лоб, потому что Элиза снова ухмыльнулась.

— Успокойся, — прошептала она. — Мы делаем это постоянно.

— Правда?

— Да, але!

В этот момент Маккензи наклонилась из заднего ряда вперед и сунула голову между нами. Ее пахнущее жевательной резинкой дыхание обжигало мое ухо.

— Малютка Эмили, тебе лучше не визжать.

Малютка Эмили. Так называла меня Маккензи, когда хотела унизить, как и все еще иногда называла Оливию Хомячихой, хотя та утверждала, что отказалась от «Орео». В средней школе на смену Малютке Эмили пришла моя фамилия.

— Я не буду.

— Ты знаешь, что ей нужно сделать, — сказала Маккензи, направляя пахучее дыхание на Элизу. — Она должна доказать, что она настоящая гарпия.

Элиза снова улыбнулась мне и быстро подмигнула. На миг я увидела ту Элизу, которая была моей первой и самой лучшей подружкой.

— Тогда в следующие выходные. Эмили определенно одна из нас. Так ведь, Эмили?

Что мне оставалось делать? Я кивнула, сунула браслет в карман и прошептала слова, ставшие нашим девизом:

— Гарпия навсегда.

* * *

После случая с Грейс наши пути разошлись.

Некоторых из нас забрали из школы. Маккензи отправили учиться в частную школу, Дестини забрали потому, что ее отец нашел новую работу на юге, Оливию — потому, что ее семья вернулась в Гаррисберг, но несколько человек остались. Например, Элиза и Кортни. Но Элиза начала тусоваться с другой компанией, и хотя я много лет называла ее своей лучшей подругой, больше почти не видела.

Мы с Кортни мало общались в девятом классе, но в десятом снова начали вместе тусоваться, и она стала моей лучшей (возможно, единственной настоящей) подругой.

В предпоследнем классе она забеременела от какого-то парня из технического училища. Она серьезно ни с кем не встречалась, просто болтала и тусовалась со случайными парнями, а потом однажды отвела меня в сторону в туалете и сказала, что последние два утра ее рвало и что… — Кортни умолкла, сглотнула, ее лицо было нехарактерно бледным —… она думает, что беременна.

Накануне вечером она взяла тест, но слишком нервничала, чтобы сделать его самостоятельно, поэтому мы улизнули после ланча и вернулись ко мне домой.

Проверив результат — мы были в моей спальне, в доме было тихо, потому что родители были на работе, — она расплакалась, хотя я не знала, были это слезы радости или горя. Она просто сидела на ковре, прислонившись к моей кровати, подтянув колени к груди, и рыдала.

Я опустилась на колени рядом с ней, обняла ее и прижала к себе. Кортни снова и снова шептала одно и то же:

— Ну все, ну все, ну все, — но было непонятно, что она имела в виду.

Невысказанный вопрос заключался в том, хочет ли Кортни сделать аборт. В соседнем округе была клиника. Съездить туда проще простого. Я предложила забрать ее. Сказала, что мы можем на один день пропустить уроки. Кортни ответила, что подумает. Обняла меня и промолвила, что я ее верный друг.

— Все будет хорошо, — заверила ее я.

Она покачала головой, и я почувствовала, как ее бьет дрожь.

— Нет, не будет, — дрожащим шепотом сказала она.

— Откуда ты знаешь?

И она посмотрела на меня со слезами на глазах и спросила:

— Помнишь Тайлера Маршалла?

Тайлер был старшим братом Дестини. Он учился на год старше нас — атлетичный, симпатичный, приветливый всякий раз, когда видел нас. Особенно Кортни. Тайлер пригласил ее быть его девушкой на зимнем балу, что было большим событием, потому что Тайлер был старшеклассником, и эти танцы устраивались для старшеклассников. Кортни пришла в восторг, но как будто слегка нервничала, что не имело для меня смысла до того дня, когда она сказала нам, что у нее нет иного выбора, кроме как рассказать об этом своим родителям.

Она пригласила нас с Элизой. Сначала сказала об этом матери, и та, похоже, тоже пришла в восторг, хлопала от радости в ладоши и даже спросила о Тайлере, потому что не слышала о нем раньше, но довольно скоро стало ясно, что тут что-то не так.

Мы с Элизой сидели рядом на диване, наблюдая, как разыгрывается драма, и в какой-то момент Элиза прошептала:

— Вот дерьмо.

Я не осознавала этого до того дня, но Дестини ни разу не пригласили в дом Кортни. Насколько я могу судить, родители Кортни так и не узнали, что Дестини была одной из подруг дочери. Но теперь мать поспешила схватить последний выпуск школьной газеты — Кортни проговорилась, что Тайлер член школьной баскетбольной команды, — и как только пролистала ее, чтобы найти Тайлера, улыбка на ее лице начала меркнуть.

Отец Кортни был дома, но находился в другой комнате.

— Ты не можешь поступить так со своим отцом, — сказала мать Кортни, понизив голос.

Кортни, как я поняла, уже была на грани слез, и слова матери отнюдь не помогли.

— Мама, — настойчиво прошептала она.

— Ему надо сказать.

— Но, мама…

Мать Кортни повернулась ко мне и Элизе:

— Мне очень жаль, девочки, но, думаю, вам лучше пойти домой. Мне вас подвезти, или вы сможете дойти до дома Элизы пешком?