На стажировку меня взяли в крупный обувной аутлет, и это была отличная практическая школа, поскольку приходилось иметь дело с сезонной уценкой ведущих брендов. Мы с Паоло сняли квартиру вместе, и все потихоньку начало налаживаться. Работа нравилась, платили неплохо, отношения радовали. Но через полгода на меня обрушилось еще одно цунами.

Мать снова вышла замуж, продала обе квартиры: нашу и оставшуюся от бабушки — и уехала с мужем в США. Причем выписала меня каким-то хитрым способом без моего согласия, в никуда. Правда, бросила подачку — открыла на мое имя счет и положила на него часть денег. Примерно одну десятую.

Больше мы с ней не общались. И с этого момента все покатилось под откос.

Первые три дня я добросовестно выполняла рекомендации, озвученные в самолете. В офис не поехала, продукты заказала через доставку. И дорогущую неопреновую маску. Черную. Страшную, зато многоразовую.

— Ты совсем спятила, Марин? — скривившись, поинтересовалась Сова, когда, нацепив этот ужас, я открыла им со Снежкой дверь.

— Добросовестно выполняю требования Роспотребнадзора — или как там его? По-хорошему, мне вообще надо бы запереться на две недели.

— Сумасшедший дом, — проворчала она, поправляя перед зеркалом коротко подстриженные темные волосы.

— А не ты ли мне говорила по телефону, что не стоит рисковать? — огрызнулась я. Маска раздражала, потому что в ней было трудно дышать.

— Ну да, вот такая я, вся противоречивая, — согласилась Сова и отправилась на кухню.

— Оно и видно, — хмыкнула Снежка. — Подстриглась-то зачем? Такие волосы были роскошные. Продолжаешь домашний бунт?

— Захотела и подстриглась, — Сова села за стол, наблюдая, как я достаю чашки и заправляю капсулы в кофеварку. — Не знаю, девки, как-то мне тоскливо в последнее время. Ощущение, что дошла в жизни до края. Что больше ничего эпохального уже не будет.

— В двадцать девять-то лет? — я поставила перед ними чашки, налила себе, села за стол. — Даже не кризис среднего возраста. Рановато.

— Скорее, кризис седьмого года семейной жизни. Выплывает Бортников утрецом на кухню в трусах, смотрю я на него и думаю: а ведь это все, товарищи. Любоваться мне на эту картину по гроб жизни.

— Подожди, а у нас что, разводы с первого января запретили? — Снежка фыркнула в чашку.

— Да ни фига ты не понимаешь, Снеж, — разозлилась Сова. — Сразу видно, не замужем. Не собираюсь я разводиться. И Бортников меня вполне устраивает, даже в семейниках с гномиками. Люблю я его, паразита. Хотя иногда бесит так, что хочется сковородой приласкать. Но… как бы вам объяснить? Вот я окончила институт, вышла замуж, родила аж целых троих детей. И это все. Остальное с этим не сравнится. Разведусь и выйду замуж — это уже не в первый раз. Еще ребенка рожу вдруг — тоже. Работа? Не придумали для меня такой работы, чтобы я по ней с пятницы до понедельника скучала. Хобби? Не, тоже не катит. Это Маришка у нас может либо с фанатизмом, либо никак, а у меня сплошная флегма. Внуки — если будут, конечно, — это не совсем мое событие, только рядышком постоять. Вот так и выходит, что все самое яркое в моей жизни уже произошло.

— Черт, ну я не знаю, Свет, — пожала плечами Снежка. — Я тоже пару месяцев назад думала, что ничего хорошего в моей жизни больше не будет.

— Ой, ну ты жопу с пальцем-то на путай! У тебя, считай, еще ничего и не было. К тому же ты сейчас в эйфории. Меня знаете, что больше всего угрызает? Мариш, нет какой алкоголины в кофе капнуть?

Я молча достала гостевой «Айриш Крим». Сама такое не пила. Снежка тоже отказалась — за рулем. К Димке своему насовсем она пока не перебралась, проводила у него выходные, а на неделе — когда как. Судя по нашему последнему телефонному разговору, притирка у них шла непросто.

Сова щедро плеснула себе в чашку, отпила, и подперла щеку ладонью, пригорюнившись.

— Даже не знаю, как сказать. Работа, дети — это все ладно. А вот страсти-мордасти с сексом… Нет, все нормально у нас с этим. Экстаз, оргазм и все дела. Но нет-нет да и промелькнет: ничего другого в моей жизни уже не будет. Вот и выходит, что одна моя половина хочет прожить с любимым мужчиной до конца дней, а другая вздыхает, что он так навсегда и останется единственным.

— Нет, Свет, вот как хочешь, я этого не понимаю. Когда кого-то любишь, зачем тебе кто-то другой?

— А ты трахалась с кем-нибудь восемь лет подряд, почти каждый божий день с небольшими перерывами на роды? — сощурилась Сова. — Нет? Тогда лучше молчи. На самом деле это грустный момент, бабы, когда страсть уходит. Оставляет вместо себя такую повседневную привычную хотелку. Нет, бывают вспышки, но чаще такое… в штатном режиме. Перепихнулись и уснули. Я его знаю до последней впадинки-трещинки, оха-вздоха. Все, что он в постели может сказать и сделать. Хоть какие придумывай ролевые игры с игрушками и эротишным бельишком. Хоть на уши встань или на люстре повисни. Все равно это уже вариации хорошо знакомого.

— Знаешь, Света, что я тебе скажу? — дышать под маской стало совсем невмоготу, и я высунула из-под нее нос. — Только не обижайся, ладно? Ты замуж вышла за первого же, кто тебя трахнул. С одной стороны, это, может, и хорошо. А с другой, не было возможности понять, что хрен на хрен менять — только время терять. Разумеется, если чувств нет. Поверь, я знаю. У меня мужиков было больше, чем пальцев, — уточнять, каких именно пальцев, только на руках или на ногах тоже, я не стала. — Трещинки-впадинки у всех разные, охи-вздохи тоже, а суть одна: сунул — вынул. Бывает хорошо, даже очень. Но недолго. Потому что этого мало. Без чувств, повторюсь. У тебя сейчас такое, как будто пришла в экзотический ресторан, где меню на сорока страницах, и заказала тазик салата. А к концу ужина сообразила, что объелась, но ничего толком и не попробовала.

— Кто о чем, а Сибирцева о жратве!

— А вот это уже некрасиво, — спокойно заметила Снежка.

— Извини, Марин, — Сова покраснела. — Что-то сорвало меня сегодня.

— Да ладно, — я пожала плечами.

Может, прозвучало и грубо, но я действительно часто проводила пищевые аналогии. Машинально, не задумываясь. У кого что болит, да.

Девчонки посидели еще немного и ушли, забрав миланские пакеты. А я подумала, что Сову в последнее время несет куда-то не туда. И правда что кризис. Не завела бы любовника сдуру. Добавить в жизнь перчику. Только вот не та у нее натура, чтобы сделать это легко, без драмы и последствий.

Постирав маску, я позвонила Наташе, что приеду в офис. Две недели? Конечно, можно и из дома работать, но рехнусь же взаперти!

А утром проснулась от озноба и головной боли. Градусник показал тридцать восемь и три.

— Были в Италии? — с ужасом переспросила тетка из регистратуры. — Подождите секунду.

Отдаленные голоса журчали минут пять, потом мне велено было лежать и ждать врача. Никуда не выходить и, по возможности, ни с кем не контактировать. Ну правильно, а то ж я собиралась погулять с такой температурой!