Жоффруа преклонил колени, приветствуя Алиенору и Людовика во дворе замка, и принес клятву верности. Девушка любовалась солнечными отблесками на его густой каштановой шевелюре. В сердце ныла тупая боль, но она не выдала себя голосом, когда приказала ему подняться с колен. Он держался учтиво и спокойно, улыбаясь, как обычный придворный. Де Ранкон при столь резком изменении обстоятельств заставил себя отказаться от некоторых надежд и амбиций и сосредоточиться на новых целях.

Многие вельможи, не сумевшие попасть на свадьбу в Бордо, явились в Тайбур, чтобы засвидетельствовать свою верность молодой чете. Благодаря стараниям Жоффруа дело двигалось как по маслу. Был дан официальный пир, на котором Людовик и Алиенора были почетными гостями и одновременно хозяевами своих подданных. Позже, при неофициальной встрече, Людовик смог познакомиться с теми баронами и представителями духовенства, которых не знал раньше.

Во время приема Жоффруа подошел в толпе к Алиеноре и заговорил:

– На завтра я организовал охоту. Надеюсь, принц одобрит.

– Он рассказывал, что любит поохотиться, если только не выпадает святой праздник.

– Вы заключили великолепный брак, – наклонившись к Алиеноре, тихо произнес он. – Любой отец был бы горд найти такую пару для своей дочери.

Она бросила взгляд в глубину зала, где со своими няньками стояли дети Жоффруа. Семилетняя Бургундия была старшей, далее шел Жоффруа, тезка отца, ему исполнилось шесть, и Берта, младшая, четырех лет от роду.

– А своей дочери вы пожелали бы такого мужа? – спросила Алиенора.

– Я бы хотел всего самого лучшего для них и рода Ранкон. Слишком заманчивая возможность, чтобы ее упустить.

– Но что подсказывает ваше сердце?

Он вздернул брови:

– Мы по-прежнему говорим о моих дочерях?

Алиенора покраснела и отвела взгляд.

– Какими надеждами я бы себя ни тешил, теперь мне совершенно ясно, что им никогда не суждено было сбыться – даже если бы ваш отец не умер. Он был мудрее меня. Для Аквитании это не стало бы благом, а наш священный долг всегда… Алиенора, посмотрите на меня.

Она встретилась с ним взглядом, хотя ей пришлось для этого сделать усилие. Алиенора с ужасом сознавала, что на ней сосредоточено все внимание двора и стоит ей промедлить хотя бы секунду, обронить хоть одно неосторожное слово, как вспыхнет разрушительный скандал.

– Я желаю вам и вашему мужу благополучия, – продолжал де Ранкон. – С какой просьбой вы бы ни обратились ко мне, я исполню ее как преданный вассал. Можете мне доверять, всегда и без оглядки. – Он поклонился и отошел, чтобы начать любезную беседу с де Вермандуа.

Алиенора пошла дальше. Обменялась с кем-то парой слов, кому-то улыбнулась или махнула рукой, демонстрируя золотую подбивку рукава и сияющий топаз в кольце – один из свадебных подарков Людовика. Она была грациозной и прелестной юной герцогиней Аквитании, и никто никогда не догадался бы о ее сердечной ране и смятении.

Алиенора тихо вошла в спальню молодых на верхнем этаже башни. Спустилась ночь, и ставни были закрыты. Здесь зажгли многочисленные свечи и лампы – комната мерцала мягкими янтарными огоньками на фоне коричневых теней. Невесте не долго дадут побыть одной. Скоро придут женщины, чтобы подготовить ее к брачной ночи.

Кто-то повесил на стену меч ее отца – вероятно, Жоффруа, – как напоминание о ее родословной и как символ отцовского благословения. Алиенора подавила вздох, вспомнив, как маленькой девочкой брала меч и бегала за отцом, делая вид, что она его оруженосец, а он хохотал, видя, как дочь старается не волочить оружие по пыли.

Огромную кровать, которую везли за ними в багажном обозе, застелили свежими льняными простынями, мягкими шерстяными одеялами и шелковым покрывалом, расшитым орлами. Балдахин из красной шерсти свисал глубокими складками, полный густых теней. У этой кровати длинная история, далеко уходящая в прошлое, к первым правителям этих земель, к самому Карлу Великому, который был королем Аквитании в те дни, когда Аквитанией правили короли. В течение всех этих веков она служила ложем для свадебных ночей, зачатий, рождений и смертей. Сегодня ей предстояло стать местом окончательного заключения союза между Францией и Аквитанией, первый шаг к которому был сделан три дня назад в соборе.

Алиенора знала, чего ожидать. Матроны в доме давно объяснили ей обязанности супруги, и сама она не была слепой или несведущей. Кроме того, не раз наблюдала, как спариваются животные, как обнимаются парочки по темным углам, когда ненастная погода не позволяла проводить свидания под открытым небом. Не раз она слышала чувственную поэзию дедушки, которая сама по себе была образованием. Уже больше года, как к ней регулярно приходили месячные: знак того, что ее тело готово к браку. Но одно дело – знание, и совсем другое – личный опыт, и потому ее терзали опасения. Знает ли Людовик, что делать? Ведь его воспитывали как монаха до смерти брата. Кто-нибудь ему объяснял?

Дверь открыла Петронилла и заглянула в комнату:

– Вот ты где! Тебя все ищут!

Алиенора обернулась, почувствовав недовольство:

– Я хотела хотя бы минутку побыть одна.

– Так мне сказать, что тебя здесь нет?

Девушка покачала головой:

– Так только больше будет неприятностей. – Она принужденно улыбнулась. – Я ведь тебе обещала, Петра, помнишь?

– Непохоже, что ты сама так думаешь. Жаль, что ты теперь должна спать с ним, а не со мной.

Алиеноре тоже было жаль.

– На это еще будет время. Ты всегда будешь рядом, всегда. – Она обняла сестру, надеясь принести утешение и ей, и себе.

Петронилла горячо ответила на объятия, и сестры только тогда разошлись, когда появились дамы из свадебной свиты, чтобы подготовить Алиенору к первой ночи, отругав ее за исчезновение. Невеста представила, как разгоняет всю эту компанию отцовским мечом, и напустила на себя гордый и величавый вид, чтобы скрыть страх. Потягивая из чаши пряное вино, она позволила снять с себя свадебный наряд и переодеть в сорочку мягкого белого полотна, после чего расчесать волосы до блеска золотистых волн, спускавшихся до талии.

Мужские голоса, восхваляющие Господа, возвестили о прибытии сильной половины. Алиенора расправила плечи и обратилась к двери лицом, как воин на поле брани.

Первым вошел архиепископ Жоффруа, торжественно вышагивая в сопровождении аббата Сугерия и двенадцати хористов, распевавших хвалебный гимн. Далее следовал Людовик со своей свитой – Тибо, графом Блуа, и Раулем де Вермандуа, за которыми следовали знатные вельможи Франции и Аквитании со свечами в руках. Настал час не для вульгарного веселья, а для достойной и торжественной церемонии, призванной засвидетельствовать, что будущий король Франции и юная герцогиня возлягут бок о бок на брачное ложе.

На Людовике была длинная белая ночная рубаха, похожая на сорочку Алиеноры. При свете свечей его глаза казались большими и темными, и в них читался испуг. Архиепископ велел молодым встать рядом и соединить руки, пока он бормотал над ними молитву, прося у Господа благословить этот брак плодовитостью и процветанием. Тем временем помощники Людовика установили у кровати небольшой переносной алтарь.