— Ты поздно, — говорит он. — Я жду тебя уже десять дней.

Я пожимаю плечами.

— Время сейчас такое. Слишком много на дорогах асморских воинов. Останавливают, допрашивают честной люд.

— Уже виделся с ней? — в голосе Орвиниса слышится почти благоговение.

Он знает Инетис с момента, как она приехала в Асму испуганной девчонкой шесть Цветений назад. Ему пришлось окунуть меня в колодец у дома Мланкина, когда я собрался на следующее утро после нашего приезда раскроить ему башку.

Я отпиваю из кружки, вспоминая, как это было.

— Виделся, — говорю я. — Прокрался, как вор, в дом зятя, чтобы увидеться с собственной сестрой.

— Она была жива? — глаза Орвиниса не отрываются от меня.

— Да, — говорю я, спокойно на него глядя. — Когда я был там — была жива.

Со стороны мы выглядим, как мило беседующие старые друзья. Орвинис кладет на стол руки, обхватывает ладонями кружку, смеется. Я улыбаюсь в ответ, отпиваю и причмокиваю. Пиво и в самом деле вкусное. Горьковатое, холодное, оно освежает, а не пьянит. Я неожиданно чувствую, что голоден, и вспоминаю, что не ел уже пару дней. Вечерничать здесь нечем, в самдунах обычно подают только пиво и легкие закуски. Я прошу хозяина покопаться в закромах, и он приносит пару вчерашних жаренных на угле лепешек и кусок копченого мяса. Денежные кольца в кармане бренчат уже не так радостно, как раньше, но я напоминаю себе первое правило мага — не колдовать на голодный желудок, и с чистой совестью кладу мясо на лепешку и ем.

— Несколько дней назад правитель получил известия с юга, — говорит Орвинис, пока я жую. — На одну из деревень на краю Шинироса напали разбойники с магическим оружием. Пришли из-за реки. Наделали шуму, сожгли и разграбили деревню, убили мужчин. Женщин и детей увели.

Я не перебиваю, зная, что заговорил об этом он совсем не зря.

— Мланкин отправил в Шин мигриса, чтобы разобраться, в чем дело.

Лучше бы он в вековечный лес отправил этого мигриса. С посланием для магов о том, что их изгнание окончено и можно возвращаться в мир.

Я только качаю головой и впиваюсь зубами в мясо.

Мланкин упрям, он вряд ли даже задумался над тем, чтобы снять свой запрет из-за какой-то кучки разбойников, нарушивших границу. Через Шиниру всегда лезли желающие поживиться. Ограбить пару-тройку деревень, увести скот и красивых женщин — чем не развлечение? Похоже, что на этот раз было все серьезно. С каких это пор шиниросский наместник… — Асклакин? Аскликан? — не в состоянии сам разобраться с парой десятков разбойников?

— Мигрисом поехал Чормала, — говорит Орвинис. — Мы с ним выпили на дорожку кружку-другую по старой дружбе, и он рассказал мне, что владетель дал ему очень важное задание.

— Привезти новую жену?

Орвинис отпивает из кружки.

— Нет, наследника.

— Хе-хе! — говорю я, перестав есть и глядя на него. — Ты не шутишь? Уж не хочешь ли ты сказать…

— Что наследник в Шиниросе, — утвердительно говорит Орвинис, оттирая рот рукавом корса.

Я доедаю мясо и допиваю пиво. Желудок просит еще, ему мало после двух дней вынужденной голодовки, но на этот раз я на его уговоры не поддаюсь. То, что сказал Орвинис, важно. Очень важно, и это напрямую касается цели моего приезда в Асму, если не считать, конечно, болезни Инетис.

Млакин воспитывал сына и наследника по старой традиции, которая не менялась вот уже сотню Цветений. Сразу после рождения, показав ребенка только матери и магу, который накладывал на мальчика первородное заклятие крови, правитель отдавал его мигрису. Тот забирал младенца и увозил в Шинирос или Тмиру, Хазоир или Шембучень, или даже в Алманэфрет — куда решал правитель. Мальчика помещали в выбранную наместником земли семью, где он рос как обычный ребенок, обучаясь всему тому, чему учатся обычные дети. Охота, рыбалка, работа в кузнице, уход за животными, травы. Обычно выбирали семью какого-нибудь славного воина, и тот помимо всего прочего обучал будущего правителя тонкостям своего мастерства. Мланкина растили в Тмиру, и Инетис он, видимо, заприметил еще там, когда приезжал со своим вторым отцом на ярмарку работников. Мой отец часто брал с собой нас обоих. Считал, что умение разбираться в людях не будет лишним ни парню, ни девушке.

Когда наследнику исполнялось двадцать Цветений, за ним приезжал мигрис. Без объяснения причин юношу везли в столицу, где счастливый отец-правитель и раскрывал ему тайну его рождения. Слезы, объятия, вино рекой, да здравствует син-фиоарна. Каждый ребенок, родившийся в одно Цветение с наследником, мог надеяться и ждать, что однажды в дверь его дома постучит мигрис. Весть об объявлении наследника «чудесно найденным» разбивала вдребезги немало мальчишеских мечтаний.

Но наследнику в это Цветение исполнилось только восемнадцать. Зачем мигрису везти его в столицу?

— Очень интересно, — говорю я, чувствуя, как мысли закипают в голове.

— Отличная возможность, — говорит он.

То, чего мы так долго ждали.

Мы — все те, кто потерял в пламени зажженных Мланкином костров своих близких и любимых людей.

Орвинис допивает пиво и ставит пустую кружку на стол.

— Я пока не знаю, какой дорогой они поедут, — говорит он, — но скоро узнаю.

— Я помогу тебе, — говорю я.

Играющие за дальним концом стола разражаются выкриками — они разбили партию, игра окончена, фигурок больше нет. Они поздравляют друг друга, и почему-то мне кажется, что это — добрый знак, и наша игра тоже будет удачной.

Ночь длинна, а я не хочу тратить деньги на ночлег. Орвинис уходит домой — мы с ним договорились встретиться завтра после заката, и я остаюсь один на пустой и темной рыночной площади. До встречи с Улисом еще много времени, и я могу вздремнуть, вслушиваясь в сонное дыхание большого города. Это я и решаю сделать.

Городской бродит где-то поблизости, глухо и гнусаво повторяя «расходимся по домам, расходимся» через каждые пару шагов. Я не хочу попадаться ему на глаза. В городах не чествуют бродяг, а в Асме особенно, так что я спешу спрятаться под мостиком через пересохший ручей. Тут пахнет нечистотами, и шныряют крысы. Запах напоминает мне об Инетис, мечущейся на постели в своей темной сонной, и я сжимаю зубы. Надеюсь, она сделала, что должна. Иначе завтра Мланкин перевернет весь город в поисках того, кто оставил у постели его умершей жены зуб тсыя.

Веточка мозильника и пара слов — и крысы разбегаются, напуганные темным пламенем, вспыхнувшим из ниоткуда. Огонек почти коричневого цвета, и тьму он не разгоняет, но мне этого хватит. Я нахожу более или менее чистое место и укладываюсь, завернувшись в плащ. Я устал, мысли путаются, но сон еще долго не идет ко мне. Холодный ветер дует в лицо, и я вспоминаю тот прохладный вечер в начале Жизни, когда мы приехали в Асму.

С момента, как прекрасная Лилеин перестала биться в судорогах на каменном полу своего дома и испустила по вине мага последний вздох, прошел чевьский круг — сорок два дня. Звери еще даже не съели ее тело, а безутешный вдовец уже выбрал себе новую жену. Мигрис прибыл к нам с приказом срочно явиться в Асму. Он же и принес в наш дом известие о том, что все маги обязаны в самое ближайшее время отказаться от магического знания, иначе будут сожжены на костре.