Глаза его сверкнули столь яростно, что в них едва не вспыхнули отблески алого огня. Разумеется, их быть не могло, но я столько раз представляла, как это добавить с помощью спецэффектов, что уже ничему не удивлюсь.

— Так — это как?

— Не прижимайся ко мне, если не имеешь это в виду.

Да вы не очешуели ли?! Всем скопом!

— Между прочим, это не я полезла с обнимашками, — сложила руки на груди. — Так что все претензии к себе.

— Я не лез с обнимашками, — процедил Рихт. — Я действительно тебя обнимал, Танни.

— Да ну? И про обжиматься ты тоже не говорил?

— Говорил. Но не потому, что хотел с тобой обжиматься…

Я приподняла бровь.

— Драконова задница! Танни!

— Драконова задница только что вышла за дверь. А я терпеть не могу, когда мне предъявляют претензии.

— Почему ты все время защищаешься?

— Потому что очень не люблю, когда мне говорят, что я должна делать, а чего не должна!

Или потому, что Гроу только что разрешил мне обжиматься с Рихтом. Можно сказать, благословение режиссерское дал, чешуйчатый недоперекрыл!

— Не говорят, а просят. Разницу чувствуешь?

— Чувствую! Вот прямо сейчас чувствую. Стою и думаю — что это я чувствую? А! Это разница!

Не представляю, чем бы закончился этот разговор, если бы из-за двери не донесся ехидный голос Ленарда:

— Ну что? Обжиматься закончили?

Судя по выражению лица Рихта, он был готов убивать.

— Если закончили, выходите. Если нет, все равно выходите. Пока вы там тискались, пресс-конференция началась.

— Мы. Не тискались, — рыкнула я, вылетая за дверь.

— Ну-ну, — усмехнулся парень.

— Мы не тискались, — повторила я, вскинув руку. — Еще одно слово, и тарелка с салатом переедет к тебе на голову.

— Салата там уже нет, — философски заметил Ленард. — А то, что не тискались, заметно. Агрессивные оба — капец.

С хохотом, достойным злодея из ретрофильма, он улепетнул в сторону дивана, и я схватила воздух вместо футболки.

— Сла-а-адкая парочка в ссоре!

Почему никто мне не говорил, что мальчишки могут быть такими противными?

— Из-за одного режисс-е-е-ра!

Поэзия так и прет, чтоб тебя дракон хвостом шваркнул!

— Сла-а-адкий соус по ушам стекает, — заметила я в тон ему, — у тех, кто чешуйней страдает.

Рихт прекратил нашу перепалку очень просто: врубил звук визора на максимум.

— Сегодня утром по всей стране…

У всех лопнули барабанные перепонки.

Я зажала уши и выразительно посмотрела на Рихта, Ленарда же, судя по всему, контузило. Он просто моргнул и залип, как сидел, на диване.

— Все? Угомонились? — поинтересовался Рихт с пультом.

Это я почти прочитала по губам, потому что переорать визор на полной громкости достаточно сложно. Не говоря уже о том, что я по-прежнему прижимала к ушам ладони.

Рихт убавил громкость и вздернул бровь.

Я плюхнулась на диван рядом с Ленардом, игнорируя его насмешливый взгляд. Рихт устроился рядом в кресле, но я на него не смотрела. Ни на кресло, ни на Рихта, зато смотрела в зал, битком набитый репортерами со всех уголков Аронгары. Как они там друг у друга на головах не сидели — непонятно.

Впрочем, о репортерах я забыла сразу, стоило Леоне и Рэйнару появиться в кадре. О том, что они красивая пара, я знала всегда. То есть моя сестра в принципе красивая, ну и Председатель тоже ничего так. Мужская красота, помноженная на харизму и внутреннюю силу, одного взгляда хватает, чтобы дыхание на миг перекрыло, хоть я и не дракон.

Семейная жизнь не для меня, я всегда об этом знала, но почему-то сейчас, глядя на них, испытала острый укол зависти. Такой черненькой, с вкраплениями белого для очистки совести.

Нельзя же завидовать собственной сестре.

Или можно?

Диктор трепалась об оставшейся в прошлом экстренной ситуации, пока Рэйнар и Леона рука об руку не вышли на сцену. Ведущий стандартно зачитывал правила проведения пресс-конференции, но я смотрела только на них. На то, как едва уловимый взгляд Леоны превращается в поддержку, на то, как едва заметная улыбка в уголках губ Председателя на мгновение делает его жесткое лицо удивительно светлым.

Не знаю, заметил ли это кто-то еще.

— Начнем. — Голос Рэйнара разорвал воцарившуюся на несколько мгновений тишину. — Сегодня все мы стали свидетелями явления, которое не наблюдалось уже много тысячелетий.

Молчание. Вспышки камер.

— То, что мы видели сегодня, в последний раз произошло тоже в драконий месяц. Во времена, когда сила пламени иртханов в нашем мире была на уровне настоящей.

— Что значит на уровне настоящей? — поднял руку один из репортеров.

— Это значит, что сейчас мы близки по силе к временам Теарин Ильеррской и Витхара Даармархского. Предвосхищая главный вопрос, скажу: сегодня утром драконы обратились к нам за помощью.

Драконы обратились к нам за помощью?

Моя челюсть потянулась к полу, но я ее поймала, вовремя вспомнив о том, что удивляться мне не положено. Судя по воцарившейся в зале тишине, все собравшиеся придерживали каждый свою челюсть.

— Драконы обратились за помощью? — первой нарушила паузу журналистка с короткой стрижкой. — Разве вы можете понимать их язык?

— Нет. Наше общение происходит на уровне магии и инстинктов.

— Разве по магии и инстинктам можно понять, почему приходили драконы?

— Можно. Когда между иртханом и зверем устанавливается связь, мы становимся почти единым целым.

По залу пронесся не то шепот, не то коллективный вздох.

Брр. То есть тьфу.

Надеюсь, я не стала единым целым с Мелорой.

О чем я вообще думаю, а?

Следующий вопрос задал невысокий мужчина с залысинами, по титру внизу стало понятно, что это был репортер из Флангстона.

— То есть вы хотите сказать, что драконы не собирались нападать?

— Совершенно верно.

— И что, они бы просто так ушли?

— Нет, они бы в любом случае дождались нас, — произнес Рэйнар. — Чтобы передать сообщение.

— Вы поэтому допустили первую леди в пустоши? — это уже журналистка с косой челкой.

— Моя жена пошла со мной, потому что это и ее мир тоже. Ее город. Ее страна.

— И вы так спокойно об этом говорите? — снова репортер из Флангстона. — Раньше супруги правящих не выходили в пустоши вместе с мужьями.