Из горла священника вырвался вопль удивления и ужаса, он врезался в алюминиевый сервант, который, качнувшись, с грохотом рухнул на пол. Разлетелись баллоны с бутаном, побились чашки, зазвенели столовые приборы. Священник слишком поздно осознал, что он в ловушке, что заперт в своем фургоне с тремя монстрами, пистолет остался на другом конце комнаты, а фонарь на прикроватном столике он не потушил, потому как вырубился после ежевечерней пинты дешевого виски.

Падающий сервант сбил лампу, она упала на одну из тварей, штанину мгновенно охватил огонь. Затрещало пламя, воздух наполнился омерзительным запахом. Священник инстинктивно откатился от нового взмаха холодной мертвой руки, пополз к кабине и внезапно увидел длинную металлическую вилку для барбекю, упавшую рядом со стеллажом. Что-то схватило его за ногу, и холодные мурашки побежали по коже лодыжки – до того, как он успел среагировать. Священник отдернул ногу, прежде чем женщина успела впиться резцами в плоть, завыл и забормотал нечто нечленораздельное, взывая к своему единственному Богу и Спасителю. Затем отец Мерфи вонзил вилку в глазницу женщины. Зубья глубоко вошли в мягкую гниющую плоть мертвеца. Черное вещество пузырилось и стекало по рукояти вилки, когда женщина замерла и обрушилась на пол. Ее иссохшее тело стало неподвижно, словно высушенное в прачечной белье. Священник изогнулся и как безумный пополз к перегородке, отделяющей его от кабины. По-прежнему невредимый, по-прежнему не укушенный. Позади, в мерцающем свете пламени, двое мужчин замерли при звуках шагов. Смутная фигура маячила по ту сторону задней двери.

– СВЯТОЙ ОТЕЦ! – до боли знакомый священнику голос звучал словно скрежет ногтя по доске. – СВЯТОЙ ОТЕЦ, Я ИДУ!

Дверь с грохотом открылась от удара «веллингтонского сапога». Огромный мужчина в черном костюме заполнил дверной проем. Двое ходячих покачивались, хватая руками воздух. Пламя роняло искры, взбираясь по ноге старшего. Преподобный Иеремия Гарлиц поднял свой девятимиллиметровый и дважды слитно выстрелил в упор. Выстрелы разнесли черепа тварей, разбрызгивая розовые капли по стенам кемпера. Монстры упали, пламя взорвалось мириадами искр.

– Вы в порядке? – Иеремия вглядывался вглубь фургона, ища взглядом священника. Он видел, как огонь растекается по полу. – Святой отец, с вами все в порядке? – Иеремия сорвал куртку и сбил пламя. – Святой отец?! ГДЕ ВЫ?

Из-за упавшей кровати ирландец издал кроткий смешок:

– Это было… интересно.

– Слава тебе, Господи! – Огромный проповедник бросился к перевернутой кровати. Он встал на колени перед упавшим товарищем. Глаза Иеремии переполнялись чувствами, он прижал к груди голову священника.

– Вас укусили?

– Не думаю, – отец Мерфи попытался встать, но скованные подагрой суставы отозвались болью. Ему нужно было выпить. Он ощупал руки, туловище, шею. Посмотрел на ладонь. Крови не было. «Кажется, на этот раз мне повезло, если, конечно, это можно назвать везением».

С улицы донеслись голоса и звук шагов.

– Не пытайтесь двигаться, – произнес Иеремия. – Мы поможем, все будет хорошо.

– Почему ты так смотришь на меня? – Вспышка паники пробежала вдоль хребта священника. – Что ты делаешь? Почему ты?..

– С вами все будет хорошо. Вы крепкий старик, вы переживете нас всех.

Отец Мерфи почувствовал холодную сталь «глока» у своего уха.

– Что ты делаешь? Во имя всего святого, зачем ты держишь свой?..

Внезапный и совершенно неожиданный грохот – последнее, что услышал отец Мерфи.

Череп священника взорвался, пуля прошла сквозь мозг и окатила влажными брызгами лицо Иеремии. Огромный мужчина вздрогнул. Пуля пробила потолок кемпера, осколки металла и стекловолокна повисли бесформенными волокнами. От взрыва у Иеремии зазвенело в ушах, он едва различал приближающиеся шаги, несколько человек бежали через двор к кемперу священника. Кто-то выкрикивал имя отца Мерфи. Иеремия начал действовать. Он стащил тело священника на пол, согнулся над перегородкой и подхватил сморщенные останки старой женщины. Уложил тело так, словно мертвец тянулся к священнику. Затем он пробил обнаженную лодыжку зубами ходячего. Кривые резцы врезались в кожу. Время третьего акта. Прямо сейчас. Вызвать слезы несложно. Спасибо бьющему ключом адреналину и возбуждению от собственного экспромта, он разразился рыданиями. Его грудь содрогнулась, и вот уже неподдельные слезы катились по лицу, а колкая соль обжигала глаза. Чье-то лицо мелькнуло в проеме двери. Молодой человек с уложенной прической, его зовут Джеймс.

– Отец?! ОТЕЦ МЕРФИ?!

Иеремия поднял взгляд, кровавые брызги на его лице подобно акварельным краскам смешивались со слезами.

– Джеймс, я сожалею, но его… О господи. – Иеремия качал головой и баюкал тело священника. – Его укусили.

– Как, как, черт подери?!

– Он умолял меня прикончить его, я не хотел, но он умолял меня, и мы молились вместе.

– Но как?!..

– Я исповедовал его перед смертью, в лучшем виде.

– О господи. – Джеймс Фрейзер забрался в фургон, задыхаясь от ужаса и слез. – Как, черт побери, они вошли?

Иеремия издал резкий, словно в агонии, выдох, склонил голову, как склонил бы на вручении премии «Оскар» – за лучшую роль.

– Господи боже, Господи боже. Я просто не знаю.

– О, Иисус, Иисус, милостивый Иисус Христос господь наш, – пробормотал Джеймс, встал на колени и положил руку на мертвого священника. – Господи, в этот час… этот час… скорбный час… пожалуйста, возьми его душу в лоно своего царства… и… и… избавь его… О ГОСПОДИ!

Парень упал на пол и судорожно зарыдал, пока, наконец, Иеремия не подтолкнул его в плечо.

– Ничего, давай выйдем, сын мой.

Плач раздался в ночи и эхом отразился в черном небе.

Другие члены каравана, собравшиеся у открытой двери, стояли как парализованные. И никто не осознал, что в эту минуту, на их глазах, великая власть перешла от одного человека к другому.

Остаток ночи и большую часть следующего дня Иеремия помогал выжившим членам колонны справиться с трагической утратой их духовного наставника и морального компаса. Никто не был в состоянии продолжить путешествие, поэтому они укрепили периметр, выставили караул, а Иеремия побудил людей раскрыть душу, помолиться и запомнить наставника таким, каким он был при жизни. Они похоронили мужчину в юго-восточном углу лагеря KOA, рядом с деревьями ореха-пекана. Джеймс произнес прощальные слова, затем еще некоторые альфа-самцы произнесли свои, каждый из них в конце сорвался на слезы и замолк, не в силах продолжить. Смерть отца Мерфи потрясла их до глубины души. Иеремия видел, что им требовалось излить скорбь.

На закате следующего дня очень немногие члены колонны покинули самодельную могилку. Большинство медлило у горки свежей земли, словно они были в гостях и боялись оставить жилище любимого родственника, молились, рассказывали истории о щедром духе и добрых поступках отца Мерфи, его стойкости перед лицом Армагеддона. Некоторые делились фляжками с дешевым несвежим «лунным светом»[13] или самокрутками, сделанными из табака, который по-прежнему в изобилии рос в южной Джорджии и вдоль северных границ полуострова, или все той же самой вяленой говядиной, которую они ели вот уже несколько недель, со дня, как остановились на заброшенной стоянке грузовиков за границей Джексонвиля.