— Но никто из нас не знает, в каком он состоянии, — говорю я. — И сколько он стоит.

— Просто вызови оценщика, пока нас не будет, за наш счет. Быстро и просто. Тебе даже не нужно будет заходить в Бейнберри Холл.

Я замираю, мое чувство облегчения исчезает в одно мгновение. Потому что, хотя их слова различаются, послание моих родителей сходится.

Никогда не возвращайся туда.

Там небезопасно.

Особенно для тебя.

И это значит, что я все еще не знаю правду о Бейнберри Холл. Может, кое-что из рассказа мамы и правда, но я в этом сомневаюсь. А иначе почему они с папой были так непреклонны в том, чтобы я не возвращалась? Они все еще, после всех этих лет, что-то скрывают. Боль в сердце возвращается, на этот раз острее, будто мама только что воткнула вилку мне в грудь.

— Ты должна признать, что это очень щедрое предложение, — говорит она.

— Да, — отвечаю я слабым голосом.

— Скажи, что ты хотя бы подумаешь над этим.

Я смотрю на затемненные линзы ее очков, жалея, что не могу видеть ее глаза и, следовательно, читать ее мысли. Понимает ли она, что я знаю, что мне снова солгали? Видит ли она боль и разочарование, которые я изо всех сил пытаюсь скрыть?

— Подумаю, — говорю я, хотя все, что я хочу — продолжать умолять ее о правде.

Но я так не делаю, потому что уже знаю — она ничего не скажет. Даже за все просьбы и мольбы мира. Если папа отказался сделать это на смертном одре, я не вижу причин, зачем маме делать это сейчас.

Я снова чувствую себя ребенком. Не той странной и испуганной девочкой из Книги, с которой я никогда не имел дела. И не застенчивой, немой — версия меня в том интервью в «60 минутах» на ютубе. Я чувствую себя так же, как в девять лет, когда впервые прочитала Книгу и жаждала ответов. Единственная разница заключается в том, что теперь у меня есть то, чего не было в девятилетнем возрасте — доступа к Бейнберри Холл.

Я опускаю руку в карман, нащупывая ключи, которые сунула туда после ухода из кабинета Артура Розенфельда.

Есть фраза, которую я люблю говорить потенциальным покупателям до тура по отремонтированной недвижимости. «У каждого дома есть своя история». Бейнберри Холл — не исключение. Его история — настоящая история — все еще может быть там. Почему мы ушли. Почему папа чувствовал обязанность врать мне. То, что я действительно там испытывала. Все это может прятаться там, в стенах, ожидая, пока я приду и все выясню.

— Я рада, — говорит мама. — Ты так занята. Я не хотела бы, чтобы ты нагружала себя каким-то старым домом, который тебе не нужен.

— Я даже думать не буду об этом месте, пока вы с Карлом не вернетесь, — заверяю ее я. — Обещаю.

Я попиваю свой джин-тоник и сияю маме фальшивой улыбкой, понимая, что она сказала мне хотя бы крошечную правду за обедом.

Некоторые обещания нужно нарушать.

25 июня

Покупка

— Ты должен мне кое-что пообещать, — сказала Джесс, когда мы ехали в Бейнберри Холл сразу же после покупки дома.

— Готов достать луну с неба, — ответил я.

— Мне нужно больше, чем луна. Это обещание связано с домом.

Ну разумеется. В итоге мы потратили большую часть наследства Джесс на покупку Бейнберри Холл. Это казалось более разумным, чем обременять себя ипотекой, которую, учитывая школьную зарплату Джесс и мой скудный заработок фрилансера, мы могли бы однажды и не выплатить. И хотя мы купили дом по дешевке, мои руки дрожали, когда я выписывал подписанный чек на полную сумму.

Они все еще дрожали, когда я свернул с главной дороги, направляясь к нашему новому дому. Хотя мы и не собирались переезжать сюда до следующего дня, мы с Джесс хотели заглянуть туда, в основном просто чтобы осознать, что теперь дом действительно наш.

— Что такое? — спросил я.

— Теперь, раз мы все решили — правда, окончательно и бесповоротно решили — мне нужно, чтобы ты пообещал, что прошлое останется в прошлом.

Джесс замолчала, ожидая, пока до меня дойдет весь смысл ее слов. Как журналисту, мне было свойственно рыскать в поисках историй, которые окружали нас. И мне, конечно же, пришло в голову, что переезд в огромное поместье, где мужчина убил свою дочь, — это чертовски интересная история. Но по каменному выражению лица Джесс я понял, что она не хочет, чтобы я касался этой темы.

— Обещаю, — сказал я.

— Я серьезно, Юэн. Этот человек — и то, что он сделал — это история, которую ты не должен расследовать. Когда завтра мы въедем в этот дом, мы должны притвориться, что этого прошлого не существует.

— В противном случае оно так и будет висеть над нами, — согласился я.

— Именно, — сказала Джесс с коротким кивком. — К тому же у нас есть Мэгги.

Мы уже договорились не рассказывать дочери о судьбах прежних обитателей Бейнберри Холл. Хотя мы понимали, что настанет день, когда Мэгги нужно будет узнать, что случилось, это могло подождать несколько лет. Мы с Джесс избегали говорить на эту тему до тех пор, пока Мэгги не засыпала или, как в тот день, не оставалась с матерью Джесс.

— Клянусь, я никогда не произнесу имени Кертиса Карвера в ее присутствии, — сказал я. — Как и клянусь, что не буду выяснять, что заставило его так сорваться. Я согласен — прошлое должно быть в прошлом.

К этому времени мы уже подъезжали к воротам Бейнберри Холл, которые уже были широко раскрыты. Там нас ждал смотритель — похожий на пугало человек в государственной униформе штата Вермонт — вельветовые брюки и фланелевая рубашка.

— Вы, должно быть, Холты, — сказал он, когда мы вышли из машины. — Джейни Джун предупреждала, что вы сегодня заедете. Меня зовут Хиббетс. Уолт Хиббетс. Но вы можете звать меня Хиббс. Все так и зовут.

Он ухмыльнулся, обнажив, клянусь, золотой зуб. Подтянутый, жилистый, лет семидесяти, он напоминал мне персонажа из романа Стивена Кинга. И все же я был очарован его непринужденными манерами и самобытностью.

— Я тут все для вас прибрал, — сказал он. — А Эльза Дитмер хорошенько вымыла весь дом. Так что все должно быть в порядке. Мы с Эльзой знаем свою работу. Мы оба тут выросли. Наши семьи работали в Бейнберри Холл на протяжении десятилетий. Я просто хотел предупредить вас на случай, если вам понадобится постоянная помощь.

Вообще, так оно и было. Бейнберри Холл был слишком большим, чтобы мы сами могли с ним справиться. Но покупка этого места означала, что у нас почти не осталось денег ни на что больше. Включая наемный труд.

— Кстати об этом, — сказал я. — Нам понадобится помощь время от времени от вас и от миссис Дитмер. Но сейчас…

— Вы сильный молодой человек, который справится и сам, — сказал Хиббс с неожиданной любезностью. — Я это уважаю и восхищаюсь этим. И также завидую. Как вы видите сами, я уже давно не юнец.