учимся. Так что — иногда и кулинарией занимаюсь…

— И ничего, получается? — заинтересовался парторг, поддерживая шутливый тон.

— Валентина ест да нахваливает, — рассмеялся Виктор. — Но, на мой взгляд, это просто ее тонкая и дальновидная политика: чтобы я не отказывался от кухонных дел под предлогом неумения. А какой вопрос на пленуме разбирается? Угольщиков касается?

Парторг молча кивает головой, потом медленно повторяет:

— Очень даже касается. Обдумай его всесторонне…

Несмотря на то, что Виктор второй раз избирается в состав городского комитета партии, выступать на пленумах ему как-то не приходилось.

Но сегодня парторг попросил выступить.

…На трибуне в какое-то мгновение Виктора охватила робость: каждое слово будут внимательно слушать и секретари горкома, и работники аппарата и треста, и руководители шахт и заводов, и представители шахтерских бригад. «Нужно ли говорить о каких-то лопатах и молотках? — мелькнула мысль. — Не мелко ли это, не в стороне ли от решения главных задач?»

Виктор глянул в глубь замершего зала, и неожиданно пожилой мужчина, сидевший на крайнем сидении у выхода, напомнил ему Петра Фомича Фирсова. Нет, конечно, это не он, но в мыслях промелькнули лица ребят из бригады. Они знают, о чем должен говорить сегодня на пленуме бригадир, спросят, все ли сказал там. Ведь вчера ни на одни миг не казалось мелким то, что всех волновало: разве можно молчать о том, что мешает работе?

— Город наш большой, — заговорил Виктор, посматривая все на того же пожилого мужчину. — С шахты на шахту ездим на автобусах. И вот представьте себе в те часы, когда шахтеры едут с работы или на работу, такое: многие пассажиры… с топорами, а кое-кто и с лопатой. Почему? Очень даже просто: трудно на шахтах хозяйственным руководителям позаботиться об организации хороших инструменталок. А мы что, прикованы навечно, что ли, к лопате да топору? Ведь едва в постель с собой ее не тащим…

Оживленно задвигались люди в зале. Мужчина, на которого смотрел все время Виктор, склонился к соседу, о чем-то заговорил с ним, согласно кивая головой.

— А качество инструментов, которыми мы работаем? Раньше шахтерские лопаты нам поставляла Караганда. Хорошие, удобные были лопаты, сами в уголь влезали. Передали теперь это дело заводу имени Кирова. И что же? Стыдно смотреть на их продукцию, а не только в руки брать.

Глянув мельком на сидящих за столом президиума, Виктор увидел, что первый секретарь горкома записывает что-то в своем блокноте. И уже смелее заговорил о плохой чистке отбойных молотков, отчего те быстрее изнашиваются, об остром недостатке отбойных пик и пружин. Всякий раз, оглядываясь во время выступления на президиум, замечал заинтересованный, ободряющий взгляд секретаря городского комитета партии.

Нет, не казалось теперь Виктору то, о чем рассказывал он, незначительным, мелким. По оживленной реакции зала все больше чувствовал это.

Сосед, когда возбужденный и взволнованный Виктор усаживался рядом, с одобрением произнес:

— Правильно, товарищ! — и, помолчав, добавил: — Я об этом же получил от своих ребят наказ выступить… Да вот, не успел…

А через два дня Сафин, встретив Виктора на наряде, сказал:

— Ну, расшевелил трестовских, оборудуются на шахтах инструменталки. С промывкой отбойных молотков дело сложнее. Но и это дело не за горами. Кстати, звонили из школы, не был еще там?

— Времени сейчас сами знаете. На новую лаву переходим, на пятнадцатую. Похлеще нашей старой будет…

— По бригаде и лава, — хитровато улыбнулся парторг. — В легких-то лавах вам стыдно работать.

— Так оно, конечно, — рассмеялся польщенный Виктор. — Да только новая лава уж больно того… трудная чертовски. Ребята наши побывали там, вернулись и молчат, только головами качают.

13

День бригады в раскомандировке обычно начинался с самых последних новостей. Многие успевали перед приходом на шахту послушать утренний выпуск последних известий по радио. Сегодня кто-то упомянул Берлин, и вот уже в разных концах комнаты только и было разговору, что о новой провокации американцев в столице Германской Демократической Республики.

— Десять танков выставили у границы, — рассказывал Петр Савкин. — А сами под этим прикрытием на трех автомашинах проехали в восточный сектор города. Выдержку, говорит диктор, проявила народная полиция, что не задела их, а я бы как тряхнул эту шваль, только мокрое место осталось бы.

— Нельзя. Политика, брат, — заметил Белалов. — Может, это провокация была, тогда как?

— Все равно, — не сдавался Савин. — Приучать их к наглости тоже нечего, на шею сядут!

Но вот пришел бригадир, и ребята заволновались: все ли на месте?

— Этот… Евтухов-то будет сегодня? — спросил Мулануров, обводя глазами товарищей. — Евтухов!

Никто не отозвался.

— Кого ты, Евтухова? — сказал Виктор. — Не придет он больше, уволился с шахты. Сегодня начальник шахты должен приказ подписать.

Савкин присвистнул:

— Смылся, значит. Кишка тонка на шахтерский хлебец оказалась?

Виктор кивнул:

— Так и я думаю… Может, еще кто хочет увольняться?

Он окинул цепким взглядом лица горняков.

Стоит, слегка насмешливо улыбаясь, Белалов — высокий, плечистый и чуть сутуловатый. За двенадцать лет многое испытал он в трудной горняцкой жизни, но всякий раз с неизменной охотой брался за отбойный молоток, лопату или топор. Виктору ясно: всей душой, всем сердцем прикипел этот человек к своей профессии.

Слегка косит глаз на бригадира Мулануров. На этой шахте он со дня ее открытия. Вопрос бригадира воспринимает как не относящийся к нему. Он просто ждет, когда Говряков даст команду спускаться вниз, в лаву.

А вот один из новеньких — Инышев. Он не отводит взгляда, не прячется за спины товарищей. Шахтерское дело Инышев осваивает с помощью Белалова, и учитель очень хорошего мнения о молодом горняке. Да, этот, пожалуй, тоже пришел в шахту надолго.

— Пошли, ребята, — сказал бригадир, и вмиг ожили, заговорили люди, направляясь к спуску в шахту.

В лаву вчера спустили вторую врубовку: уголь шел крепкий, отбойным молотком брать его было плохо — и горняки сегодня с затаенным нетерпением ожидали, что из этого получится.

Второй врубовкой управлял молодой паренек, Анатолий Степанов. Он уже возился у машины, и когда Виктор подошел, выпрямился и быстро спросил:

— Ну, начнем? Вчера я отрегулировал в машине все. Должна пойти хорошо.

— Давай, — крикнул Виктор и замер, наблюдая за неторопливыми, точными движениями Анатолия. Машина в облачке пыльного штыба пошла вперед, медленно ползла от нее зияющая линия вруба. И вдруг послышался треск. Анатолий спешно перебросил руку на контроллере, врубовка заработала на холостом ходу.

— Валун! — оглянувшись, испуганно крикнул Степанов, однако режущий орган врубовки — бар — выводить из зарубной щели не торопился.

— Выводи бар, не теряй время! —