Рей что-то еще говорила, но Оливия ее уже не слышала – она во все глаза смотрела на того, кто мгновение назад вошел в комнату и теперь с таким же неистребимым интересом смотрел на нее.

– Ну, догадалась? – теребила Оливию Рей. – Ты его узнаешь? – хихикнула она и повернулась в сторону Генри Пирелли.

– Теперь узнаю, – с видимой обреченностью прошептала Оливия, стараясь взять себя в руки.

Она видела, что Генри решительно направляется к ней.

С того дня, как он уехал в Нью-Йорк вслед за своей любовницей, Генри если и изменился, то не намного. Разве что слегка похудел, да и взгляд стал не таким самоуверенным, каким был когда-то.

– Здравствуй, Оливия! – с придыханием пробормотал он, и Оливия, как ни противилась чарам этого густого как мед и слегка хрипловатого голоса, подалась вперед, вытянув для поцелуя побледневшую и даже слегка осунувшуюся щеку. – Надеюсь, тебе не противно меня видеть? – Генри прижался к ее щеке своим колючим подбородком, влажный след его полураскрытого рта ознобом скользнул по коже.

– Нет, Генри, не противно! – попыталась улыбнуться Оливия. Она хотела добавить «но и не приятно!», но промолчала. Это бы выглядело так, словно Оливия приглашает его к объяснению, дает еще один шанс, который он может использовать по своему разумению. На самом же деле никаких шансов Оливия давать ему не хотела.

Генри Пирелли появился в ее жизни случайно – они познакомились на выставке сельскохозяйственных машин, где Оливия встречалась с одним из героев своих книг. Невысокий, стройный, с темными обжигающими глазами и вьющейся шевелюрой, красавчик Генри произвел на нее сильное впечатление. Он умел говорить, сыпал комплиментами направо и налево, и Оливия, в жилах которой текла кровь испанских предков, увлеклась его жаром, живостью, темпераментом. После случайного знакомства они вскоре встретились снова, потом Генри пригласил ее к себе за город, где его родители имели дом.

Потом они встречались все чаще и чаще. Оливия места себе не находила, если Генри на несколько дней покидал город по делам. А потом роман завертел их с небывалой страстью: молодых людей бросило навстречу друг к другу мощно, стремительно и с такой силой, что Оливия еще долго не могла понять, где она находится – в раю или в аду?

Полтора года пролетели как цветной сон. Оливия вместе с возлюбленным едва ли не каждую неделю навещала своих родителей (Генри не очень любил ездить к своим, полагая, что пожилые люди, воспитанные в консервативном духе, болезненно воспринимают нынешние, слишком свободные нравы). Тем не менее он ничего не делал, чтобы перевести их отношения в официальное русло – они не были даже помолвлены, хотя Оливия несколько раз намекала Генри об этом. Уже потом, когда Оливия остыла от того испепеляющего жара, когда голова стала холодной, а мысли пришли в порядок, она догадалась, почему Генри медлил с предложением – он любил ее не так сильно, как любила его она. Кроме того, Генри был чрезвычайно меркантильным, и Оливия подозревала, что его интерес к ее жизни, к делам и заботам родителей был продиктован желанием узнать материальную сторону их положения. Грубо говоря, Генри хотел себя продать как можно дороже, а ценил он себя достаточно высоко. Когда же он убедился, что за свои достоинства он не получит то, на что рассчитывал, коварный возлюбленный начал поглядывать по сторонам. Приблизительно в это время на их горизонте появилась тихоня Линда, девочка насколько невзрачная, настолько и состоятельная. Ее отец, владелец крупного агентства недвижимости, скупал в Бейкерсфилде собственность, и однажды кто-то представил Генри скучающей девице, приехавшей вместе с папой. Линда увлеклась жгучим красавцем, и Генри, чувствуя запах добычи, рванул за ней. Спустя месяц после знакомства с Линдой Генри объявил Оливии, что должен ехать в Техас по делам. Он не нашел в себе мужества сознаться в том, что было истинной причиной отъезда. Хотя, уезжая, он оставил Оливии письмо, в котором в завуалированной форме сообщил ей, что между ними все кончено.

Через некоторое время Оливия через общих знакомых узнала, что Генри обручился с Линдой и дело идет к свадьбе, поэтому его появление здесь, да еще в качестве делового партнера Руперта, стало для нее настоящим сюрпризом.

– Как живешь? – спросил Генри, старательно заглядывая в ее глаза.

Оливия пожала плечами. Ей не очень хотелось вступать с ним в разговор, но иного выхода не было. В конце концов, присутствие Генри не должно испортить вкус персикового вина.

– Хорошо. Очень даже хорошо, – сказала Оливия, отходя в сторонку.

Она хотела как можно скорее добраться до дивана, где сидели Рей и Джеки, рассчитывая на то, что Генри не станет докучать ей вопросами в их присутствии. Но Пирелли был не из тех, кто упускал свою добычу, – он попросту перегородил ей дорогу, став на пути.

– Скажи честно, ты на меня сердишься?

Она округлила глаза.

– Я? Сержусь? С чего ты взял? – Ее удивление было искренним, но Генри умел даже в самых нейтральных вещах обнаружить некий подвох.

– Но ведь я уехал так неожиданно? Тебя это огорчило?

– Нет. – Оливия покачала головой. – Ты уехал вполне предсказуемо…

Генри от удивления приоткрыл рот.

– …а вот вернулся, да, очень неожиданно…

– Хочешь, я все тебе расскажу? – Он стоял так близко, что Оливия слышала сладковатый запах его туалетной воды и геля для волос. – Все, что со мной случилось за это время?

Это было в его стиле. Генри был уверен в том, что все, случавшееся с ним, интересно другим. То же, что случалось с другими, его почти не интересовало. А ведь Оливия тоже могла поведать ему много чего интересного – например, описать внешность Майкла Гранта. Или историю со спасением бобров… Или что-нибудь в этом же духе…

– Генри, уступи мне дорогу. Я хочу сесть, – сказала Оливия.

Пирелли стоял совсем близко, обжигая ее своим дыханием.

– Хочешь, я отнесу тебя на руках?

О господи, этого еще не хватало! – подумала Оливия.

– Нет, не хочу. Лучше носи на руках Линду! – устало произнесла она. – Или кого ты там сейчас носишь?

Лучше бы она этого не говорила. Упоминание имени Линды так возбудило Генри, что Оливия испугалась, как бы у него не оторвались руки – так безудержно и сильно Генри ими стал размахивать.

– Зачем ты надо мной смеешься? Ты не знаешь, сколько я всего пережил? – Пирелли брызгал слюной, и Оливии пришлось сделать шаг назад. – Она околдовала меня, она и ее отец черные маги! Да-да, я это знаю! – как заведенный твердил Генри, видя, что она улыбается.

– Хорошо-хорошо, Генри, ты расскажешь мне об этом в следующий раз! – жалобно пробормотала Оливия.

– Почему не сегодня? – Ее бывший любовник умел быть настойчивым. – Я так по тебе соскучился!

Это переходило всякие границы.

– А я по тебе – нет!

Лицо у Генри вытянулось – он верил, что разбитую чашку всегда можно склеить. Лишь бы ему этого хотелось.