Здесь, дома, за надежными стенами Мраморного дворца, – его мир, духовная Родина. А за окном хоть и прекрасный в своей совершенной красоте, но такой холодный, бездушный чиновный Санкт-Петербург. Он давно уже вызывает у Константина душевное неприятие, желание отгородиться от него. Недаром еще в январе, почти год назад, молодой человек записывает в дневнике:

Тут нет места для ума, для души, для сердца, тут одна внешность и видимость! Все чувства здесь замерзают. Зимний дворец – совершенный ледник, и все его обитатели – ледяные сосульки.

Вот как – жестко, откровенно! До чего же надоели ему все эти торжественные пиршества, которые длятся по нескольку часов кряду, балы, молебны, парады, обязательные визиты!

Я устал от Петербурга, я хочу на дачу, в лес. Мне здесь душно.

И действительно, вздохнуть полной грудью великий князь может, лишь отъехав немного от чопорной столицы – в Павловске или в Стрельне. В кругу близких и любимых людей он становится самим собой и благодарит Бога за «тихую, уютную жизнь». Лишь одна печаль точит его сердце – отдаление от семьи отца. Ни для кого уже из домашних не секрет, что Константин Николаевич имеет возлюбленную, и от связи с этой женщиной, в прошлом балериной, у него есть дети.

В обществе он с ней не показывается, соблюдает приличия, но дома появляется все реже. Великий князь Константин принимает сторону матери, ему «больно видеть, как с ней часто поступают», от отца же он все больше и больше отдаляется. Но причина охлаждения сына не только в любовной связи отца. Константин Николаевич весь в делах, он занимает ответственные посты – председателя Государственного совета и морского министра России. Видимо, слишком тяжел был груз этих забот, на детей не оставалось ни времени, ни сил. А повзрослевшему Костюхе так порой хотелось поговорить с отцом по душам! И не только о делах, а о чем-то возвышенном, волновавшем душу. Он искал свой путь в жизни и очень нуждался в отцовском совете. И никак не мог понять, что оба они, крепко связанные кровными узами, духовно очень разные люди. Одна из записей в дневнике Константина – словно крик израненной души:

Я смотрел на папа и сердился на самого себя: мне неловко, неприятно было быть у него, я чувствовал к нему полную отчужденность и никакой привязанности, и я с нетерпением ждал удобного случая уйти.

Как же было «тяжело и грустно» осознавать это!

Но порвать отношения с отцом он, конечно, не мог. Ведь великий князь Константин был воспитан в почитании родителей, повиновении их воле. Поэтому, как ни тяготила его мысль о карьере морского офицера, отцу решил не перечить. Ведь тот всегда видел в сыне достойную себе замену и не раз повторял наставление: «Помни, какая течет в тебе кровь».

Новый, 1879 год Константин встретил в кругу семьи. Ему казалось, что впереди тихая, мирная жизнь, хотелось надеяться, что он и дальше будет заниматься любимым делом, творчеством, достигнет новых высот. А пока он радуется, что рядом с ним братья:

Моя спальня освещалась одной лампадкой у образов. Мы, три брата, стояли на коленях и молились Богу, встречали Новый год. Пробила полночь.

Размеренное течение жизни нарушали лишь балы, которые следовали один за другим на протяжении всей Рождественской недели. Продолжались они и в дальнейшем, и присутствовать на них, как ни противься, обязывал этикет. 18 января Константин вместе со всей семьей едет на бал во дворец к великому князю Владимиру, а 31 января состоялся бал в Мариинском дворце.

Январь, как видим, прошел благополучно, ничто не омрачало настроения юного великого князя, лишь непрекращающаяся череда балов слегка его раздражала. Но все это не стоило волнений. Настоящие переживания, до краев заполненные трагизмом, начались 15 февраля: в этот день скончался от скоротечной чахотки младший брат Константина – Слава, семнадцатилетний великий князь Вячеслав. Его похороны в Петропавловском соборе стали поворотным моментом не только для членов августейшей семьи. Закончилась беззаботная жизнь тех, кого принято было относить к высшему свету. Так уж совпало: наступила эпоха террора.

Весной выступили на политическую арену народовольцы, совершив беспрецедентные террористические акты. Первым стало покушение на шефа жандармов А. Дрентельна, вторым – на императора Александра II. Как вскоре выяснилось, главной целью русские террористы ставили истребление всей императорской семьи. Неудача их не остановила, лишь раззадорила.

7 апреля великий князь Константин записал в дневнике:

Всю ночь ждали открытого нападения шайки социалистов на Зимний и Аничков дворцы… Но нападение не состоялось.

Читаешь эти скупые, лаконичные строки, и невольно удивляешься тому, что перед лицом грозной опасности обитатели роскошных дворцов, эти могущественные люди, со всеми их титулами и богатствами, оказались совершенно беззащитными. Жизнь еще не раз в дальнейшем докажет это…

Волнение – особенно за судьбу детей – в великокняжеском семействе все нарастало. В мае Константин Николаевич, взяв с собой Ольгу и Константина, отправился на Южный берег Крыма. Там, среди умиротворяющей душу природы, отец и сын несколько сблизились. По крайней мере, оба они приняли участие в морском походе на фрегате «Вице-адмирал Попов», посетив Ялту, Севастополь, Батум и некоторые другие черноморские порты. Новые впечатления, открывшиеся пытливому взору юноши красоты, дали новый толчок к творчеству. Именно в Крыму, в Ореанде, Константин напишет стихотворение, которое впоследствии положит на музыку замечательный русский композитор Сергей Рахманинов:

Задремали волны,

Ясен неба свод;

Светит месяц полный

Над лазурью вод.

Серебрится море,

Трепетно горит…

Так и радость горе

Ярко озарит.

К этому времени владения великокняжеской семьи в Павловске были значительно расширены. Для подраставших детей приобретены две дачи – Ушакова и Анненкова. В конце июня, вернувшись уже из Крыма с отцом и сестрой, великий князь Константин проявляет все больший интерес к этой загородной резиденции. И если в прошлые годы он чувствовал себя здесь неуютно, то сейчас с увлечением изучает историю как самого города, так и прекрасных интерьеров Павловского дворца.

Юный Константин чувствует себя здесь хозяином, он с удовольствием показывает дворец гостям. С особой радостью принимает венценосного дядю, с которым у него сложились не только по-родственному теплые, но и дружеские отношения. После одного из посещений Александром II Павловска Константин записал в дневнике:

Меня никогда не утомляет и не может утомить рассказывать то же самое. В сотый раз о разных комнатах, о фарфоре, о бронзах, о шпалерах и старинной мебели.

Иногда он ездит – на перекладной тележке – в загородное имение матери, в Стрельну. Но с особым пиететом относится к Гатчине, история которой его волнует по-настоящему. Читаешь строки его дневника, и понимаешь – они написаны человеком, несомненно одаренным поэтически:

На Гатчине, на ее парке, на дворце, лежит печать одиночества, исторической старины. Когда туда ни приедешь, тебя охватывает дух древности, не принадлежавший никаким загородным петербургским дворцам. В Гатчине невольно из каждого угла старых дворцовых покоев как будто слышатся затаенные вздохи, глухие слезы, и смех, и веселье старых добрых годов.