Однако не замечать происходящих событий он, конечно, не мог. В январе 1880 года он записал в дневнике:

Говорят, ночью у Зимнего дворца нашли подозрительного человека. На нем было шесть револьверов, он признался, что получил поручение проникнуть во дворец. Говорят, что он помешан…

Все это не было, к сожалению, пустыми домыслами. Одного злоумышленника схватили, но дело его продолжил другой. 5 февраля на Салтыковской лестнице Зимнего дворца прогремел взрыв, организованный работавшим здесь столяром Степаном Халтуриным. Это было пятое по счету покушение на государя. Как раз в этот момент он вместе с цесаревичем, братом императрицы принцем Александром Гессенским, великими князьями Владимиром, Алексеем, Сергеем и Павлом подходил к дверям, ведущим в столовую. Страшный удар сотряс стены и пол, близлежащие комнаты заполнились дымом и смрадом.

Сначала никто из присутствующих не понял, в чем дело. Думали, что люстра сорвалась с крюка и упала на пол. Но через несколько минут ситуация прояснилась. В караульном помещении, находившемся под столовой, в результате взрыва было убито десять человек дворцовой охраны, сорок четыре солдата ранено.

Как это ни покажется странным, «государь остался совершенно спокоен, сел обедать, а вечером играл, как всегда, в карты». Великий князь Константин не высказывает в дневнике возмущения таким равнодушием самодержца к разыгравшейся чуть ли не на его глазах трагедии, он лишь беспристрастно фиксирует спокойствие Александра. Пройдет пятнадцать лет, и, увидев такое же отношение Николая II к Ходынской катастрофе, он будет гораздо более резок и категоричен в оценке поведения императора.

А пока… По Санкт-Петербургу поползли слухи – один страшнее другого: на очереди взрыв Исаакиевского собора, город останется без водоснабжения, террористы хотят уничтожить всех Романовых… Находились и такие, кто готов был возложить вину за случившееся на отца Константина – великого князя Константина Николаевича. Говорили, что «этот демократ» знал о готовящемся на государя покушении и специально уехал в Кронштадт, чтобы при поддержке верных ему флотских офицеров объявить себя после гибели старшего брата императором.

8 февраля в Финляндском полку состоялись похороны погибших. Как свидетельствует в дневнике великий князь, десять гробов стояли в полковой церкви. Сам Константин, как и многие граждане страны, был глубоко потрясен всем случившимся. Из глубины его чистого сердца вырываются полные горечи слова:

День 5 февраля никогда не изгладится в моей памяти, он останется черным пятном в истории России.

Вскоре после разыгравшейся в Зимнем дворце трагедии вышел указ императора об учреждении Верховной распорядительной комиссии по охране государственного и общественного спокойствия, которую возглавил граф М. Лорис-Меликов, прозванный вскоре «бархатным диктатором». Одновременно с одним назначением он получил и другое – стал столичным генерал-губернатором. Буквально в течение нескольких дней была ужесточена цензура, под запретом оказалось большинство публичных собраний, огромные средства выделялись из казны на охрану императора и политический сыск. Как грибы после дождя стали появляться монархические организации, созданные для борьбы с нигилистами. На террор самодержавие ответило «подавлением крамолы». Даже известный в ту пору спирит Ридигер не остался в стороне – предложил правительству с помощью оккультных наук уничтожить революционеров.

Неделя прошла со времени ужасного взрыва, а петербургские жители, по признанию великого князя Константина, «…нимало не успокоились, паника та же, все ошалели, окончательно потеряли голову, а нелепых слухов распускают более, чем когда-либо».

И все же, как убежден Константин, страшны не столько сами покушения, которые при желании можно предотвратить, «страшно общее беспомощное состояние, страшна неизвестность борьбы с невидимым неприятелем». А ведь он прав, этот наблюдательный, тонко чувствующий молодой человек! Именно страх перед невидимым неприятелем и вызвал озлобление общества. А с этим страшным явлением не под силу было справиться даже всем службам, стоявшим в стране на страже порядка.

Даже крупный государственный чиновник, обер-прокурор святейшего синода Константин Победоносцев в начале 1881 года пишет «крамолу» в одном из частных писем:

Как тянет это роковое царствование – тянет роковым падением в какую-то бездну. Прости, Боже, этому человеку – он не ведает, что творит, и теперь еще менее ведает… Судьбы Божии послали нам его на беду России. Даже все здравые инстинкты самосохранения иссякли в нем: остались инстинкты тупого властолюбия и чувственности.

До гибели императора от рук террористов оставалось менее двух месяцев…

Переживая нарастание в России террора, размышляя о причинах, вызвавших его в обществе, великий князь Константин не может все же ограничиться мыслями о политике, чтением газет. Его душа устремлена к искусству, которое давно уже стало для него целым миром. В Мраморном дворце, где он чувствует себя в безопасности, Константин много и с удовольствием читает, музицирует и даже сочиняет романсы, рисует, слушает лекции выдающегося русского философа С. М. Соловьева, которые приводят его в восторг – «очень, очень хорошо».

Осенью 1879 года в Мраморном дворце проводился ремонт, и после него у юного великого князя наконец-то появилась своя половина, для которой он выбирает мебель по собственному вкусу.

В обновленных, красиво обставленных интерьерах так хорошо сосредоточиться на собственных мыслях и чувствах! Молодой человек ежедневно делает записи, подчас пространные, в дневнике. Анализируя то, что выходит из-под пера, он пытается найти свое место в жизни. Пока еще он наивен, не осознает глубины своей натуры, данных природой способностей. Понимает, что должен много и упорно учиться, чтобы достичь высот в творчестве, и интуитивно стремится быть рядом с людьми талантливыми, самобытными, тонко чувствующими. Один из тех, к кому в это время тянется великий князь Константин, – Достоевский.

Еще в девятнадцатилетнем возрасте он залпом прочитал роман «Бесы». А через несколько дней принялся за «Преступление и наказание». Перед ним открылся неведомый доселе мир – чердаков и подвалов, дешевых меблированных комнат, опустившихся людей. По сравнению с окружавшей великого князя с самого рождения роскошью и семейным благополучием все это показалось ему чем-то нереальным, рожденным фантазией автора. И вот состоялась первая встреча – на обеде у любимого кузена, великого князя Сергея Александровича среди прочих гостей оказался и Федор Михайлович Достоевский.

Молодой человек продолжает читать и анализировать многие сочинения знаменитого писателя. Вечер за вечером он посвящает знакомству с романом «Идиот», повестью «Бедные люди». Свои переживания от прочитанного Константин, как обычно, поверяет дневнику. 6 августа 1879 года он записывает:

Мне так странно было грустно, следя за лицами, выведенными в этой повести, мне хотелось узнать, где во всем свете такие люди есть и помочь всем им.

Когда же в 1879 году в журнале «Русский вестник» стали, одна за другой, появляться главы романа «Братья Карамазовы», в среде столичной интеллигенции началось нечто невообразимое! Об этой книге спорили – до хрипоты – как о никакой другой. Причем споры эти вспыхивали не только в студенческой среде, в мрачных холодных комнатушках, но и в великосветских гостиных, даже в великокняжеских дворцах. Например, в Мраморном, где историк Н. Бестужев-Рюмин принялся однажды читать вслух главы из нового романа Достоевского. 25 сентября его ученик свидетельствует: