Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне твоя мама рассказала, – он улыбался, словно прочитал её мысли. – Вайолет, ДДСЗН – это серьёзная болезнь, не лечить её нельзя.
Сердце Вайолет билось вовсю.
– Что тут происходит? – крикнул Джордж Арчер, вырастая за спиной брата.
– Ничего, – Эдвард улыбнулся. – Вайолет искала папу. Она уже уходит.
– Его здесь нет, – объявил Джордж, глядя на Вайолет с высоты своего роста.
– Я знаю, мне сказал Эдвард, – с трудом проговорила Вайолет.
Не дожидаясь ответа, она повернулась и побежала прочь. В Джордже было что-то особенное, что-то такое, от чего ей всякий раз становилось не по себе в его присутствии.
Отойдя от магазина на безопасное расстояние, Вайолет остановилась, чтобы отдышаться.
Откуда Эдварду Арчеру известно о миссис Грюмли и лекарстве? Зачем он суёт нос в её жизнь? А отец – почему они солгали про её отца? Вайолет была уверена, что за той дверью был именно её отец, и он был чем-то рассержен. Почему ей сказали неправду?
Не желая возвращаться домой, Вайолет поплелась по Эдвард-стрит, прокручивая в мозгу события последних часов. Сначала мама и лекарство, затем внезапная перемена отношения к происходящему, очки, голос, Арчеры, их необъяснимое поведение, отец. Что-то не так с отцом.
Женщины, столпившиеся возле «Семейной мясной лавки Топорсов», умолкли, когда она проходила мимо, и она могла бы поклясться, что до неё донёсся чей-то шёпот: «ДДСЗН».
Вайолет перешла улицу перед ратушей и притаившейся в её тени лавкой «Чай Арчеров». Витрину лавки украшал новый сервиз из раскрашенных вручную фарфоровых чашек. Вайолет остановилась, чтобы повнимательнее их рассмотреть, и заметила, что все, кто находился в лавке – а народу там было полно, – повернули головы в её сторону.
Не задерживаясь, она пошла дальше и свернула влево, на проспект Арчеров. Углядев скамейку у высокой каменной стены, она присела, чтобы поразмыслить.
Что за дела творятся в Идеале?
Она знала, что мама не станет её слушать. С некоторых пор маме безразлично, чтó думает её дочь. И отец не будет слушать. Он только рассердится из-за того, что она шпионила у Арчеров, ведь Эдвард ему доложит, какие могут быть сомнения? Во всём, что касается приличий, её отец непоколебим, а она была недостаточно учтива с Эдвардом Арчером.
Вайолет подняла голову. Она уже бывала на этой улице.
Почти прямо напротив скамейки – табличка со словами «Отчий дом гг. Джорджа и Эдварда Арчеров, первых сынов Идеала» и нацарапанным над ними: «и Уильяма».
Сам ли Уильям Арчер накорябал своё имя на табличке и под партой в школе? Если это сделал он, то он наверняка был непослушным – таким же, какой считают её. Возможно, он уехал из Идеала. А что если он ненавидел этот город, как его возненавидела сама Вайолет?
У Вайолет побежали мурашки по спине при мысли о возможной участи Уильяма Арчера.
Сердце Вайолет подпрыгнуло в груди. Из окна дома напротив на неё смотрела та самая старуха, которую она видела в свой первый день в Идеале. Вайолет быстро отвернулась, а когда осмелилась снова взглянуть на то окно, старухи в нём уже не было.
Через несколько минут дверь дома тихо отворилась, а старуха заняла прежнее место у окна.
Это приглашение войти?
Вайолет встала и подошла к дому.
– Здравствуйте! – крикнула она в открытую дверь.
Не дождавшись ответа, она вошла в прихожую.
Интерьер можно было назвать почти идеальным, и всё-таки что-то в доме, как и снаружи, настораживало. Доски пола уложены неплотно и скрипят под ногами. Окно – единственный источник света – скрыто за грязными кружевными занавесками, и на всех поверхностях – толстый слой пыли. Это странно, ведь в Идеале к поддержанию чистоты относятся как к олимпийскому виду спорта.
Полуприкрытая дверь по левую руку от Вайолет вела из прихожей в жилую комнату.
– Здравствуйте, – повторила Вайолет, заглядывая туда.
Как она и ожидала, старая дама сидела у окна; половину её фигуры скрывала тень.
– Вы открыли дверь, – сказала Вайолет, шагнув через порог.
– Да.
– Вы в порядке? Может быть, вам помочь?
– Нет, – каркнула старуха.
Её белые волосы напоминали устроенное на голове птичье гнездо. На ней было простое чёрное платье. Ни туфель, ни носков, просто худые голые ноги, торчащие из-под отороченного чёрными кружевами подола. Её лицо казалось добрым, несмотря на печальный взгляд.
– Вы точно хорошо себя чувствуете? – на всякий случай спросила Вайолет.
Старуха не ответила, только повернула голову к окну. И тут Вайолет осенило. Она ахнула:
– На вас нет очков.
– Чтобы глаза видели, очки не нужны, – отозвалась старуха. – Они – окна моей души, для чего мне их прятать?
– Но… – Вайолет запнулась. – Как же солнце вас не ослепило?
– Меня обокрали сыновья.
Вайолет сделала шаг вперёд.
– Глаза безумны, – старуха предостерегающе подняла руку. – Глаза безумны. Они, сыновья, портят глаза. Айрис Арчер, говорят они, этот сын – паршивая овца. Я его защищала от Арнольда, мой Уильям, моё золотце. Эд и Джордж, ревнивые, его съели.
– Уильям Арчер? – переспросила Вайолет. – Он ваш сын? Что с ним случилось?
– Мой сын, мой месяц и звёзды, – произнесла Айрис, и из её глаз потекли слёзы.
– Простите, – сказала Вайолет, – я не хотела огорчать вас.
– Его тут нет, – продолжала Айрис. – Они говорят, бессовестный, рассечённая душа, а я знала, в нём дух был. Дитя без духа – что небо без звёзд. У него были звёзды, у моего Уильяма. Целый мир, полный звёзд. Ты в школе с ним?
Вайолет покачала головой.
– Нет. Нет, я в школе новенькая, а вот мой папа работает на Джорджа и Эдварда. Они ведь тоже ваши сыновья?
– Джордж и Эдвард, Эдвард и Джордж? Забрали свет из моих глаз. Они пошли в отца. Везде порядок, должен быть порядок.
Вайолет шагнула назад, к двери в прихожую. Было ясно, что старуха сумасшедшая, не стоило расстраивать её ещё сильнее.
– К нам… К моей маме гости придут на чай, мне надо идти, – залепетала она невпопад.
– Не пей чай! – рявкнула Айрис, рывком поднялась с кресла и шагнула к Вайолет. – Не пей его, говорю тебе!
– Да… Хорошо… Я не буду… Обещаю.
Вайолет пятилась от старухи. Она была уже в прихожей, когда старуха заговорила снова. Теперь она не казалась такой безумной.
– Ты мне его напомнила, Вайолет. Напомнила моего Уильяма. В тебе тоже есть дух. Крепко держи его.
– В-вы… з-знаете, как меня зовут?