В этом смысле децентрализация и фрагментация не только делают систему стабильнее, но и улучшают связь людей с их трудом.

Завершим раздел случаем из истории.

Меня спросят: да, законы – это хорошо, но что нам делать с продажным или некомпетентным судьей? Он может безнаказанно ошибаться. Он может стать слабым звеном. Вовсе нет, по крайней мере исторически. Друг однажды показал мне картину «Суд Камбиса». Нидерландский художник Герард Давид взял сюжет из Геродота, который рассказывает о продажном персидском судье Сисамне. За то, что Сисамн вынес несправедливый приговор, царь Камбис повелел содрать с него, еще живого, кожу. На картине есть еще сын Сисамна, отправляющий правосудие, сидя в отцовском кресле, которое обито содранной кожей в напоминание о том, что справедливость воцаряется, когда кто-то буквально ставит на кон шкуру.

Идеальный темп: семь строчек за раз, семь страниц в год. – Перечитывание и перерецензирование

Теперь, очертив основные идеи, давайте посмотрим, как наша дискуссия соотносится с другими томами проекта Incerto. Как Ева вышла из ребра Адама, так каждая книга Incerto выходит из ребра предыдущей. «Черный лебедь» был лишь одной из тем «Одураченных случайностью»[23]; концепция выпуклости случайных событий, костяк «Антихрупкости», описана в общих чертах в «Черном лебеде»; наконец, «Рискуя собственной шкурой» была сегментом «Антихрупкости» под лозунгом «Не становись антихрупким за счет ближнего твоего». Если коротко, асимметрия в принятии риска ведет к дисбалансу и – потенциально – к краху системы.

Бизнес Боба Рубина связан с моим трейдерским бизнесом (как мы видели, когда эти люди делают деньги, они оставляют прибыль себе; когда они терпят убытки, расходы несут другие, а они только причитают о Черном лебеде). Проявления бизнеса Боба Рубина столь вездесущи, что стоят за каждой книгой цикла Incerto. Как только возникает несоответствие между периодом выплаты дивидендов (ежегодно) и статистической частотой катастрофы (скажем, раз в десять лет), у агента появляется стимул сыграть в игру Боба Рубина и перенести риск на кого-то еще. Учитывая число людей, пытающихся заскочить в денежный поезд, риск Черного лебедя копится в подобных системах постоянно. Потом – бах! – вся система рушится[24].

Нашим проводником станет то, в чем бьется жизнь. Этическая сторона, будучи частью общей асимметрии Жирного Тони – Исократа, прямолинейна; я погрузился в ее глубины благодаря весьма аргументативному сотрудничеству с философом (и партнером по прогулкам) Константайном Сэндисом. Так же прямолинейно деликтное право, и я полагал, что оно займет в этом томе больше места, но, к счастью, разговор о нем будет кратким. Почему?

Деликтное право пресно для тех, кто не обладает темпераментом, открывающим путь на юрфак. Благодаря бесстрашному Ральфу Нейдеру на кофейном столике в моем кабинете скопилось почти два десятка книг о договорном праве и деликтах. Но тема оказалась настолько скучной, что прочитать больше семи строчек за раз для меня – подвиг Геракла (вот зачем Господь милосердно изобрел социальные сети и бои в Твиттере): в отличие от науки, в том числе математики, сухая юриспруденция не таит сюрпризов. Закон не может быть фривольным. Один только вид этих книг напоминает мне обед с бывшим членом совета управляющих Федеральной резервной системой: таким испытаниям человека нельзя подвергать чаще чем раз в жизни. Так что я освещу тему деликтов в нескольких строках.

Как отмечалось в первых абзацах введения, антиснотворные темы (языческая теология, религиозные практики, теория сложности, древняя и средневековая история, а также, конечно, теория вероятностей и принятие риска) соответствуют естественным фильтрам автора. Проще говоря: если вы не можете вложить в дело душу, откажитесь от задуманного – пусть это сделает кто-то другой.

Говоря о душе на кону, я должен кое в чем признаться. В Париже, в Лувре, рассказав финансистам о Хаммурапи, я стоял перед внушительной базальтовой стелой (в одном зале с корейцами, вооруженными палками для селфи) и ощущал беспокойство: я не могу прочесть написанное сам – и должен полагаться на экспертов. Каких экспертов? Если бы я был в культурном турне – да, но я профессиональный писатель, я сочиняю книгу и должен по-настоящему углубиться в тему! Не знать, как понимали и произносили древний текст, кажется мне жульничеством. К тому же я эпизодически увлекаюсь семитской филологией, а значит, нет мне прощения. В итоге я отвлекся и изучил аккадский язык в достаточной мере, чтобы цитировать законы Хаммурапи в согласии с семитской фонетикой, то есть вложить в дело душу. Из-за этого я завершил книгу позднее, чем ожидалось, зато теперь, когда я говорю о Хаммурапи, совесть не грызет меня за то, что я мухлюю.

Эта книга родилась в результате проникновенного – не как в ученом сообществе – и незапланированного флирта с математикой. Закончив «Антихрупкость», я думал на время отложить перо и нырнуть в уютную жизнь: четверть университетской ставки, изумительная черная паста с кальмарами в компании бонвиванов, поднятие тяжестей в компании друзей – синих воротничков, послеобеденная партия в бридж – безбурная, лишенная треволнений жизнь мелкопоместного дворянина XIX века.

Чего я не предвидел, так это того, что моей мечте о безбурной жизни отмерена пара недель. Оказалось, что у меня отсутствуют навыки спокойной жизни: бридж, шахматы, лото, осмотр пирамид в Мексике и тому подобное. Как-то я от нечего делать взялся за математическую головоломку; попытка ее решить вылилась в пять лет навязчивых, пожиравших мое время занятий математикой; одержимость делала меня похожим на «людей с проблемами». Как обычно, математика была нужна мне не для решения задачи, а для утоления внутренней жажды. В итоге произошло неожиданное. Мой детектор чуши стал таким чувствительным, что, когда я слышал разрекламированную ахинею (людей-демагогов, особенно ученых), мне казалось, будто я время от времени слышу звуки ударов и стоны, словно рядом режут животных. Нормальные люди меня не раздражают – только несущие чушь представители «интеллектуальных» профессий. Видеть психолога Стивена Пинкера, вещающего об интеллектуальных материях, – все равно что неспешно брести по заповеднику и вдруг наткнуться на Burger King для автомобилистов.