весь этот подвал набит вычислительной аппаратурой высочайшего класса. Я хорошо подготовился.

– Федеральные и муниципальные ключи?

– Они у тебя будут.

– Вы действительно всё можете?

– Ты до сих пор этого не поняла?

– Поняла в тот момент, когда не увидела на «оболочке» мисс Марлоу обязательной метки. В Метавселенных её принимают за человека.

– Могу себе позволить.

– А чем вы заплатите?

Лорд Гамильтон кивнул, показав, что согласен обсудить эту часть сделки, и осведомился:

– Что тебе нужно? Деньги? Просто назови сумму.

– Я заинтересована в гонораре, – не стала скрывать Шанти. – Но мне нужна услуга сверх него.

Она не стала уточнять, что людей, решивших предложенную ей задачу, не принято оставлять в живых.

– Что же именно? – заинтересовался владелец «Инферно».

– Бывшие контролёры Четвёртого департамента находятся под постоянным надзором, – ответила Шанти, глядя лорду в глаза. – Кроме того, я боюсь Кандинского. Он хотел меня убить, но не получилось. Он наверняка знает, что я выжила, а я не знаю, когда в его больной голове возникнет желание довести дело до конца.

– Ты хочешь исчезнуть, – понял Гамильтон.

– Это в ваших силах?

– Да, я смогу сделать для тебя новую личность. Причём – настоящую личность, которая пройдёт любую проверку. Ты получишь новое имя, если захочешь – новое лицо. То есть, абсолютно новую жизнь. Я даю слово, что могу. И сделаю.

– Ради этого я буду работать, как проклятая.

– Не надо, как проклятая. Работай так, как умеешь только ты – этого вполне достаточно.

– Мы договорились? – девушка подняла бокал.

– Да, Шанти, мы договорились.

* * *

– Кто здесь? – Джумали повернул голову вправо. – Шухрат, ты?

Лежащий на соседней койке юноша повернулся на голос, до этого он смотрел в другую сторону, и Джумали понял, что ошибся.

– Насиб!

– Шухрат лежит за мной, – сообщил Насиб. – И ещё Линар.

Поскольку слева от себя Джумали увидел стену, последовал логичный вопрос:

– А за Линаром кто?

– Больше никого. Мы здесь вчетвером.

Обнажённые, привязанные к медицинским кроватям широкими ремнями и до подбородков накрытые простынями. Помещение без окон, но аккуратное, светлое и, судя по тому, что пленники видели, в нём могло поместиться много больше четырёх коек.

– Почему головы перебинтованы?

– Нас налысо побрили.

– Зачем?

– Шайтан, как же чешутся руки… – протянул Насиб.

– Дать кому-нибудь по голове? – хмыкнул Шухрат.

– Если бы! По-настоящему чешутся – сил нет! И почесать не могу. – Насиб посмотрел на друга. – А у тебя?

– У меня тоже, – вздохнул Шухрат. – Но я терплю.

– Все терпят, – подал голос Джумали, которому казалось, что по всему телу ползают противные насекомые. То ли по телу, то ли под кожей.

– Не зря говорят, что в земле Шабах живут злые колдуны, – плаксиво добавил Линар.

– Держи себя в руках, – жёстко велел Джумали. – Мы живы, а это главное.

– Но что с нами сделали?

Чесались не только руки, но и тела, и было понятно, что чесались они не просто так. Да и перевязанные головы указывали на то, что пока пленники пребывали без сознания, над ними поработали хирурги.

– Может, нас заразили? – робко предположил Насиб.

– Нет, – уверенно ответил Джумали.

– Почему ты так думаешь?

– Зачем головы перебинтовали?

– Что?

– То.

– Джумали правильно говорит: если бы нас заразили, то зачем голову резать? – объяснил Шухрат боязливому другу.

– Нам головы резали?

– Иначе зачем их бинтовать?

А Насиб, увидев, что Линар испугался, с наслаждением добавил:

– Забинтовали, чтобы на месте оставались. Когда повязки снимут, наши головы раскроются, как разрезанные тыквы.

– Нет! – взвыл Линар.

– Конечно, нет, – громко произнёс Джумали. – Насиб, прекрати болтать ерунду.

– И это у тебя тыква, – хмуро бросил Шухрат.

Джумали же выждал несколько секунд, убедился, что друзья замолчали, обдумывая происходящее, и продолжил:

– Я думаю, нам вживили железо федералов и теперь мы не сможем вернуться в племя.

Потому что таков был закон территорий – жить здесь могли только те, кто не допускал в себя маленькие машины. Только свободные люди.

– Мне страшно, – всхлипнул Линар.

– А ты надеялся вернуться? – угрюмо спросил Шухрат.

Спросил непонятно у кого, но ответил Джумали:

– Мой отец мог нас выкупить.

– Тебя он мог выкупить, – уточнил Насиб. – Какое ему дело до нас?

– Если он выкупит только меня, а вас оставит на растерзание хозяину Шабах, это будет позор, – спокойно объяснил Джумали. – Люди не поймут.

– Твой отец – шейх.

– Поэтому он выкупит всех нас.

– Но ему наверняка скажут, что теперь в нас есть железо федералов. Мы перестали быть людьми и не нужны твоему отцу. Никому не нужны.

– Кроме хозяина Шабах, – заметил Насиб.

«Совершенно верно, без чипов и „паутины“[7] вы мне не нужны, – мысленно ответил юноше лорд Гамильтон, как раз включивший видео из камеры. – Эксперимент требует, чтобы ваша начинка полностью соответствовала начинке жителя агломерации».

В этом заключалось главное неудобство приобретения рабов: их приходилось оборудовать привычными устройствами, то есть, тратить время на саму операцию и ждать, когда нейрочип и «паутина» приживутся. А это, в свою очередь, может привести к задержке в проведении эксперимента. Как сейчас, например.

Гамильтон отвернулся от монитора и с улыбкой посмотрел на мисс Марлоу:

– Почему до сих пор не открыты махалы в агломерациях? Всего-то нужно изменить пару-тройку законов и разрешить банкротам выставлять себя на торги. Или приравнять временное рабство к отбытию тюремного срока. Ведь по сути тюрьма и есть временное рабство. Они ведь там работают?

– Да, милорд, – подтвердила мисс Марлоу. – В частных пенитенциарных учреждениях заключённые обязаны трудиться. В противном случае к ним применяют все законодательно разрешённые меры: от помещения в карцер, до кратного увеличения срока заключения.

– То есть, человек может ни дня не работать?

– И никогда не выйти из тюрьмы.

– Ну, может кого-то это и устроит. – Гамильтон помолчал. – А как с этим обстоят дела в федеральных тюрьмах?

– Последняя федеральная тюрьма закрылась двадцать шесть лет назад, – сообщила нейросеть. – А в частных плохо относятся к бездельникам.

– Тем более, – с энтузиазмом продолжил Гамильтон. – Чем пребывание в этих заведениях отличается от рабства?

На этот вопрос у нейросети ответа не нашлось. Однако она сумела возразить:

– Вам нужны не рабы, а подопытные, милорд.

– В чём разница? – не понял Гамильтон.

– Ваши эксперименты смертельно опасны. Подопытные умирают.

– Ну и что? Господин имеет полное право делать со своим рабом всё, что ему заблагорассудится. В этом смысл рабства. И если глупый ливер задолжал такое количество кредитов, которое не способен выплатить за всю жизнь, он должен быть готов этой самой жизнью расплатиться. Это честно. Нужно будет подкинуть эту идею… ты знакома с нейросетью, которая пишет законы для ливеров?

– Знаю некоторых.

– Предложи им оформить мои слова в виде законодательной