Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне хочется упасть на спину и искупаться в этом белом сиянии, настолько меня переполняет радость. Я подношу снежный комок к губам. Он так похож на шарик взбитого заварного крема… но это просто безвкусный холод. Соприкоснувшись с теплом языка, снег тает. Я хихикаю, как последняя дурочка.
— Эй, давай-ка я тебе кое-что покажу, — говорит Фелисити.
Она набирает снега в обтянутые перчатками ладони и сжимает и крутит его, пока не получается крепкий шар, который она и демонстрирует мне:
— Видишь? Это снежок.
— Ага, — киваю я, совершенно ничего не понимая.
А Фелисити вдруг без предупреждения швыряет в меня этот спрессованный ком снега. Он с силой ударяется об рукав, и влажный фонтан холодных осколков летит мне в лицо и в волосы, а я недоуменно отфыркиваюсь.
— Разве снег не прекрасен? — говорит Фелисити.
Наверное, мне бы следовало рассердиться, но я вдруг обнаруживаю, что хохочу. Это действительно прекрасно. Я уже влюблена в снег, и мне хочется, чтобы он падал с небес вечно.
Энн, пыхтя и отдуваясь, наконец-то догоняет нас. Но, не успев подойти, поскальзывается и шлепается в большой сугроб с писком, заставляющим нас с Фелисити безжалостно расхохотаться.
— Вы бы, пожалуй, не так смеялись, если бы сами насквозь промокли, — ворчит Энн, весьма неграциозно поднимаясь на ноги.
— Да не будь ты такой занудой, — фыркает Фелисити. — Это же не конец света!
— У меня нет десяти пар чулок в запасе, как у тебя, — возражает Энн.
Это должно бы воззвать к нашему разуму, но вместо того вызывает скуку и раздражение.
— Ну, в таком случае не стану больше тебя беспокоить, — заявляет Фелисити. — Эй, Элизабет! Сесили!
С этими словами она убегает к другим девушкам, бросив нас мерзнуть вдвоем.
— Но у меня действительно нет склада запасной одежды, — говорит Энн, пытаясь оправдаться.
— Ты, похоже, уж слишком себя жалеешь.
— Я, кажется, вообще все говорю не так.
Моя полуденная снежная радость начинает угасать. Вряд ли я смогу целый час прогулки выдерживать жалобное нытье Энн. И к тому же я еще немного злюсь на нее за то, что во время завтрака она меня не поддержала. Ком снега оказывается в моей руке будто сам собой. Я швыряю его в Энн — и снежок попадает прямо в ее удивленное лицо. Прежде чем она успевает опомниться, я бросаю в нее следующий ком.
Энн отплевывается.
— Я… я… я…
Новый удар — по ее юбке.
— Ну же, Энн, отвечай! — поддразниваю ее я. — Или ты так и будешь позволять издеваться над тобой? Или же ты намерена все-таки отомстить?
В ответ снежный ком разбивается об мою щеку. Ледяной холод сползает под воротник и под платье, и я визжу от неожиданности. Я наклоняюсь за следующей пригоршней снега, и снежок Энн попадает мне в голову. Волосы тут же повисают мокрыми сосульками.
— Это нечестно! — кричу я. — Я безоружна!
Энн останавливается, и я швыряю в нее снежок, который прятала за спиной. Лицо Энн искажается гневом.
— Ты же сказала…
— Энн, неужели ты всегда делаешь то, что тебе говорят? Это же война!
Я бросаю новый снежок, промахиваюсь, и прямо мне в лоб врезается снаряд, пущенный Энн. Мне приходится отбежать подальше, чтобы смахнуть с глаз холодные крошки.
Земля под тонким слоем снега превратилась в густую грязь — так долго шли дожди. Каблуки ботинок тонут в ней и, поскольку мне не на что опереться — рядом нет ни дерева, ни скамьи, — я боюсь, что скоро провалюсь по колено. Я резко поднимаю ногу и шагаю вперед, но пошатываюсь и чуть не падаю в снежно-земляную жижу. Кто-то крепко хватает меня за запястье и тащит в сторону, к дереву. Когда смаргиваю наконец остатки снега, я вижу, что стою лицом к лицу с ним.
— Картик! — вскрикиваю я.
— Привет, мисс Дойл, — говорит он, усмехаясь. — А ты выглядишь… неплохо.
Да, как самое настоящее пугало — я промокла насквозь и растрепана. Снег у меня на голове тает, капли падают на нос.
— Почему ты не ответила на мою записку? — спрашивает он.
Я чувствую себя ужасно глупо. И рада видеть его. И встревожена в то же время. Вообще у меня в голове столько мыслей, что все перепуталось.
— Из школы нелегко выбраться. Я…
Из-за дерева я слышу голос Энн — она хочет излить на меня снежную месть. Картик крепче сжимает мою руку.
— Неважно. У нас мало времени, а сказать я должен многое. В сферах неладно.
— Что именно там неладно? Когда я была там в последний раз, все выглядело нормально. Посланец Цирцеи разгромлен.
Картик качает головой. Его длинные темные локоны покачиваются под капюшоном плаща.
— Ты ведь помнишь тот день, когда разбила руны Оракула и освободила свою мать?
Я молча киваю.
— Но именно теми рунами еще в древности Орден связал великую силу, что живет в сферах. Руны были чем-то вроде надежного сейфа для магии. Так члены Ордена создали гарантию того, что только они сами смогут черпать из этого источника.
Энн снова зовет меня. Она уже ближе к нашему укрытию. Картик продолжает говорить настойчивым шепотом:
— Когда ты разбила кристаллы, мисс Дойл, ты разрушила и узы…
— Да, и выпустила магию в сферы, — заканчиваю я за него.
Меня вдруг охватывает леденящий страх. Картик кивает:
— Да, и теперь она свободна, и кто угодно может воспользоваться ею с любой целью, даже если и не знает толком, как это делается. Эта магия чрезвычайно сильна. И выпустить ее в сферы без ограничений…
Он некоторое время молчит, потом продолжает:
— Духи могут попытаться захватить власть над всеми сферами. Они могут объединиться друг с другом… и с Цирцеей.
— Цирцея…
Ох, боже… Что я натворила?
— Джемма, Джемма, выходи, довольно прятаться! — хихикая, продолжает звать меня Энн.
Картик прижимает палец к моим губам и сам прижимается ко мне. От него пахнет костром… Я едва дышу от его близости.
— Но есть способ заново связать магию, — говорит Картик. — Есть надежда.
Голос Энн удаляется, она уходит в сторону, и Картик резко отступает от меня на шаг. Между нами прорывается ветер, заполняя образовавшуюся пустоту.
— Твоя мать когда-нибудь говорила о месте, которое называют Храмом?
У меня все еще кружится голова от ощущения его груди, прижимавшейся к моей. И щеки у меня розовеют не только от холода.
— Н-нет… А что это такое?
— Это источник всей магии в сферах. Нам нужно, чтобы ты его отыскала.
— А есть какая-нибудь карта? Какие-то вехи, указатели?