Мне не терпится рассказать Фелисити и Энн о Картике, но сейчас это невозможно, вокруг слишком много посторонних ушей. А на сцене незадачливые Ганс и Гретель уже попались на приманку и вошли в пряничный домик ведьмы.

— Бедные дети, не нужные никому в мире, я дам вам хлеб насущный! Я дам вам то, что вы ищете!

Ведьма поворачивается к зрителям и заговорщически подмигивает, а мы ухаем и шипим в ответ на поданную нам реплику.

Мальчик, играющий Гретель, рыдающим голосом говорит:

— Неужели мы станем для тебя твоими любимыми детьми, тетушка? Будешь ли ты любить нас и учить нас добру?

Его голос на последних словах звучит с надрывом.

В зрительном зале нарастает хихиканье.

— Да, дитя! Ничего не бойся! Теперь, когда вы пришли сюда, о чем я так часто возносила молитвы, я прижму вас к своей груди и навек заключу в объятия!

Ведьма крепко прижимает Гретель к здоровенной фальшивой груди, едва не удушив мальчика. Мы искренне хохочем над глупым поведением актеров. Ведьма же, поощренная нашим смехом, сует в рот Гретель кусок пирога, чем еще больше веселит аудиторию.

Лампы вдруг зловеще мигают. Наиболее впечатлительные девочки судорожно вздыхают и даже тихонько вскрикивают. Конечно, это всего лишь сценический эффект, но желаемый результат достигнут. Ведьма потирает руки и признается, что задумала нечто дьявольское: откормить детей как следует, а потом зажарить их в своей огромной печи. От этого всех в зале пробирает дрожь, а я поневоле пытаюсь понять, что за пытки пришлось вынести в детстве братьям Гримм. Их сказки никак не назовешь добрыми и веселыми — все их истории переполнены детишками, которых стараются зажарить ведьмы, девицами, отравленными злобными старухами, и прочим в этом роде.

По залу проносится холодное дуновение, сырой холод, пронизывающий до костей. Неужели кто-то распахнул окно? Нет, все окна плотно закрыты по случаю дождя… Да и занавески висят спокойно, их не колышет сквозняком…

Мисс Мак-Клити обходит зал по периметру, сложив руки перед грудью, как священник во время молитвы. Неторопливая улыбка расцветает на ее лице, когда она окидывает взглядом всех нас. А на сцене тем временем происходит что-то забавное. Девушки смеются. Но их смех звучит для меня будто издали, искаженно, словно я погрузилась под воду. Мисс Мак-Клити кладет ладонь на плечо какой-то девочки, сидящей в заднем ряду, наклоняется, с улыбкой выслушивает вопрос малышки. Но при этом ее глаза из-под темных густых бровей находят меня. И хотя в зале холодно, я начинаю потеть, словно меня вдруг обожгло лихорадкой. Меня охватывает безумное желание сбежать из зала. И я начинаю чувствовать себя по-настоящему больной.

Фелисити что-то шепчет, но я не в силах разобрать ни слова. Шепот кажется мне ужасающе громким и царапающим, как будто меня скребут тысячи сухих крылышек и лапок каких-то насекомых. Веки у меня дрожат. Рев и грохот врываются в уши, и я тяжело и стремительно лечу в туннель, состоящий из света и звуков. Время разматывается, как бесконечная лента. Я остро ощущаю собственное дыхание, ток крови в венах. На меня наваливается видение. Но оно совсем не похоже на прежние. Оно куда более мощное, яркое…

Я на берегу моря. Утесы. Запах соли. Небо светится, клубы белых облаков несутся надо мной, на холме — старый замок. Все происходит очень быстро. Слишком быстро. Я не могу рассмотреть… Три девушки в белом с абсурдной скоростью выскакивают из-за холма. Соленый, пряный вкус на языке. Зеленый плащ. Вскинутая рука, змея, кипящее небо, облака наливаются серым и черным… И что-то еще. Что-то… ох, боже… что-то поднимается… Страх во мне — огромный, как море. Их глаза. Их глаза! Такие испуганные! Смотри же. Смотри, как нечто вздымается из моря. Их глаза похожи на долгий молчаливый крик…

Я чувствую, как ток крови толкает меня назад, подальше от моря и от страха. Я слышу голоса: «Что это? Что случилось? Отойдите, дайте ей воздуха! Она что, умерла?..» Я открываю глаза. Надо мной нависают встревоженные лица. Где я? Кто они такие? Почему я лежу на полу?

— Мисс Дойл…

Это мое имя. Надо ответить. Вот только язык распух и стал как вата.

— Мисс Дойл?

Это миссис Найтуинг. Ее лицо обретает наконец четкие очертания. Она помахивает перед моим носом чем-то вонючим. Какой ужасный сернистый запах! И еще в нем оттенок соли… он заставляет меня застонать. Я с трудом поворачиваю голову, чтобы отстраниться от вони.

— Мисс Дойл, вы можете встать?

Я, как ребенок, делаю, что велят. Я вижу на другом конце зала мисс Мак-Клити. Она стоит все на том же месте, не двигаясь. Испуганные вскрики и шепот плывут вокруг меня.

— Вы только гляньте… вон там… ужас какой!

Голос Фелисити заглушает все прочие голоса:

— Джемма, держись за мою руку!

Я вижу Сесили, она шепчется со своими подружками. Слышу их шепот:

— Как это неприятно…

Вижу встревоженное лицо Энн.

— Что… что случилось? — спрашиваю я.

Энн застенчиво опускает глаза, не в силах ответить.

— Мисс Дойл, давайте мы проводим вас в спальню.

И только когда миссис Найтуинг помогает мне встать, я наконец вижу причину нервных перешептываний — большое красное пятно, расползающееся по моей белой юбке.

У меня начались менструации.

Бригид засовывает под одеяло бутылку с горячей водой, кладет ее мне на живот.

— Бедняжка вы моя, — приговаривает она. — Это всегда так утомительно! У меня у самой вечно были проблемы в дни этого проклятия. Уж так это изматывает, должна вам сказать!

Я не в том настроении, чтобы воспринимать рассказы экономки о ее бесконечных страданиях и терзающих ее болях. Но раз уж она начала говорить, ее ничем не остановишь. И мне приходится выслушивать подробности и о ее ревматизме, и о ее плохом зрении, и о том, как ей некогда довелось работать в доме родственника самого принца Уэльского, хотя и в двенадцатом колене…

— Спасибо, Бригид. Думаю, мне теперь надо отдохнуть, — говорю я, закрывая глаза.

— Конечно, ягненочек мой. Отдыхайте, сколько понадобится. Отдых — это очень важно. Я вот припоминаю, когда я работала у одной очень милой леди… она когда-то служила горничной у двоюродной сестры герцогини Дорсетской, и уж такая была респектабельная леди, каких только поискать, скажу я вам…

— Бригид! — Это в спальню вошла Фелисити, а следом за ней тащилась Энн. — Мне кажется, я заметила, как горничные спустились вниз, в подвал, — похоже, решили перекинуться в картишки. Я подумала, тебе следует об этом знать.

Бригид тут же уперла кулаки в пышные бедра.

— Ну, от меня им не уйти. Эти новые девчонки… да они просто места своего не понимают! В наше время перед экономкой все горничные на цыпочках ходили!

Бригид ринулась к двери, бормоча себе под нос: