По залу пробежал неуверенный ропот, окружающие постепенно приходили в себя. Кто-то сдавленно хихикнул, а моя несушка затряслась так, что подушка опасно завибрировала. Край опять очень быстро приближался, но мне удалось в последний момент уцепиться за свисающую золотую кисточку и, раскачиваясь, зависнуть над полом. Подхватывать меня больше никто не рискнул, а вот уронить всем на радость — это пожалуйста!

— А вот и наша невеста! — громогласно объявил мой трехглавый отец, приближаясь ко мне, и зашипел, низко склонившись над бедной перепуганной ящеркой: — Ты что же это, паршивка хвостатая, делаешь?! Все наше царство опозорить хочешь? А ну быстро прими подобающий облик! Свадебный! Или хотя бы просто человеческий.

Вот всегда, когда намечается хорошая пьянка (а любые гости — это именно винопой), отец предстает в своем чешуйчатом обличье. По его многолетним подсчетам, так больше вина влезает, а вот утром, в моменты тяжелого отходняка, он более приемлет человеческий облик. Еще бы! Всегда лучше, когда у тебя одна голова болит, а не три сразу.

— Чем тебе мой облик не нравится? — нагло заявила я, даже не понижая голоса. — Ну маленькая! Ну пятнистенькая! И дальше что? Кто-то против? — и вперила взгляд в своего жениха: — Ты против, дорогой?

По залу снова пробежал шумок недоумения и негодования. Кто-то из дам даже в обморок попытался упасть, но желание узнать, что ответит жених на мою откровенную наглость, оказалось сильнее, поэтому дело ограничилось лишь закатыванием глаз и шипящими репликами.

— Она с ума от счастья сошла, потому и не знает, что творит.

— Счастье-то довольно сомнительное, хотя давно надо было ее замуж выдать!

— Совсем от рук девчонка отбилась!

— Может, хоть там присмиреет?

— Я бы на ее месте присмирела.

— Откуда столько нахальства в ней? И не боится ведь!

— А когда она кого-нибудь боялась? Вся в отца…

— А Змей-то хорош, такое чудо ото всех прятал…

Я с удовольствием выслушала все эти «комплименты» в свой адрес и кокетливо помахала хвостиком. Какая прелесть! Всегда приятно узнать, что о тебе думают на самом деле.

Взоры всех присутствующих были теперь устремлены на Полоза, который не отрывал от меня немигающего взгляда с того момента, как я появилась в поле его зрения. Надо сказать, уверенности это мне не прибавляло, скорее наоборот, вводило в состояние неописуемого ужаса, от которого я обнаглела еще больше. На нервной почве.

— А женихи все такие немногословные или только мне так несказанно повезло? — поинтересовалась я. — Было бы неплохо, хоть нотаций читать не будет.

— Я тебе их на бумажке напишу, — вдруг ответил жених на удивление приятным низким голосом.

— Ух ты! — чуть не подпрыгнула я, но вовремя вспомнила про свое подвешенное состояние. — Будем переписываться! Я обещаю, что отвечу обязательно! Адресок оставь.

— Салли, ты в своем уме?! — Отец выхватил подушку со мной из рук у побледневшей до состояния прозрачности служанки. — Замолчи сейчас же! Ты похожа на бешеную блоху.

Я подождала, пока кисточка перестанет раскачиваться, и радостно заявила:

— А ты нет? Где сваты? Где предложение руки и сердца? А томные взгляды и признания в любви под луной? В конце концов, где подарки?!

— Салли!..

— Я смотрю, невеста у вас с норовом, — незаметно подошел к нам Владыка. Его зеленые глаза почему-то не внушали мне такого ужаса, как глаза моего жениха. Наверное, они не были такими холодными и равнодушными. Хотя вертикальные зрачки и отсутствие белков сами по себе не способствуют душевному равновесию.

Мой будущий свекор разглядывал меня с видом профессионального повара, покупающего на рынке мясо и проверяющего его на свежесть.

— Надеюсь, она просто психически неуравновешенна, а не страдает каким-либо особым видом сумасшествия? — задумчиво поинтересовался он.

— Да вы хоть раз видели чокнутую саламандру? — искренне возмутилась я. Тоже мне — эксперт по психам! Хотя…

— Я вообще саламандру первый раз вижу.

«Очень хотелось, чтобы и в последний», — явственно читалось на его лице.

— Ну и что дальше? — громко заявила я, с трудом вскарабкиваясь на подушку. И ведь никто не помог, даже за лапку не поддержал! А еще мужики! — Давайте, давайте, начинайте. Я что, зря марафет наводила, хвост ваксой мазала?

Зеленоглазого Владыку я самым бессовестным образом игнорировала.

— Позовите священника! — зычно крикнул мой папашка, у меня чуть уши не заложило.

Владыка Гор не спеша отошел к сыну, и они тихо перекинулись парой фраз. «Обо мне сплетничают, — злорадно подумала я. — Сами такие! Вроде со спины люди как люди, а как глянут… Вот повезло-то мне с женихом! Змеюка, она где угодно змеюка, и человеческое обличье ничего не меняет. Лучше бы я за какого-нибудь Иванушку-дурачка замуж вышла. И страху меньше, и свободы больше. А тут не знаешь, чего и ждать от такого замужества».

О том, что я тоже не до конца человек (про папашку и говорить нечего), а уж сейчас особенно, в тот момент мысли даже не возникло.

Откуда-то из-под стола вызволили перепуганного до икоты священника.

С религией у отца всегда были проблемы. Или у религии с отцом, это зависело от причины разногласий. Папашку раз пятнадцать уже отлучали от церкви за всякие разрушительные непотребства и регулярно устраиваемые дебоши с выжиганием посевных полей, набегами на монастырские склады и разорением церковных сокровищниц. В состоянии не совсем адекватном, достигнутом принятием большого количества горячительных напитков, с ним спорить было бесполезно, поэтому анафеме его предавали, как правило, по утрам, когда раскаяние венценосного вредителя превышало все предельно допустимые нормы. Но по прошествии непродолжительного времени издавался царев указ о взимании повышенного налога с церкви за жертвоприношения и сомнительную благотворительность, и Змея Горыныча снова радостно принимали обратно как самого желанного и богобоязненного великомученика. Наступал относительный мир и покой. Временный. До следующего раза. Это даже стало чем-то вроде ритуала. Все его ждали и немного побаивались, как ночных заморозков по поздней весне.

Вот сейчас как раз и был такой момент, когда анафему сняли с папашки всего несколько дней назад, а повышенные налоги еще не снизили. Поэтому священник, которого каким-то образом успели заманить сюда, трясся от страха и совершенно не знал, как вести себя в такой нестандартной ситуации. Вроде бы можно и нос позадирать, разыгрывая оскорбленное высокопреподобие, но в то же время кто знает, чем эта гордыня может грозить в будущем. Змей Горыныч — существо непредсказуемое и излишне злопамятное, то есть помнит то, чего не надо. А если и не помнит, то что-нибудь все равно сожжет — на всякий случай. И эти узкоглазые еще пожаловали, страху на богобоязненный люд наводят одним своим видом.