Не то чтобы я хотела телефонных звонков. Я больше предпочитаю наше взаимное безразличие.

Если бы она говорила больше, мне пришлось бы ей отвечать, а мне очень нравится молчать. Я не ненавижу маму. Я просто не доверяю ей. В этом есть разница. Ненависть означала бы, что я не хочу, чтобы она была в моей жизни.

Недоверие означает, что я отказываюсь позволять ей руководить мной.

Мой психолог в Стоунхилле посоветовала мне отпустить обиды. Она говорила: «Прости и забудь, Джози де Клэр. Это путь Господа». Наверное, тогда я была злой. Может быть, я и сейчас злюсь.

Просто… Мы можем простить, но не можем забыть. Тот, кто говорит обратное, не знал настоящей боли, поверь. Сердца – это мышца, а у мышц есть память. Поэтому, конечно, наши сердца не могут забыть. Они помнят то, что причиняет им боль. Они помнят, чтобы стать сильнее. Я думаю, именно поэтому мы должны помнить. Если бы мы забыли момент прощения, мы бы не получили силу, которая приходит с болью. А из всего плохого должно родиться что-то хорошее. Что-то. Что угодно.

Даже самое ничтожное хорошее.

Мама была расстроена, что я не позвонила ей после разрыва с Рашадом. Но она бросила папу и меня, так почему я должна сообщать ей подробности своей личной жизни? Она не взяла меня за покупками лифчиков на мой тринадцатый день рождения. Я пошла с папой, и это был странный день. Мама даже не знала о Рашаде, пока я не поставила статус в Facebook.

Я не забыла все эти годы без нее. В глубине души я, наверное, все еще та тринадцатилетняя девочка, умирающая от смущения, когда ее отец прижимал лифчики к груди. Неважно.

Испорченность – это новая норма.

Сегодня вечером я занималась разными странными делами. То, что началось как забота о себе, превратилось в саморазрушение. Я приготовила на ужин пиццу, а потом съела слишком много бисквитного торта Марты. (Она приносит еду по крайней мере раз в день.) Затем я покрасила ногти на ногах, что заняло меньше времени, чем ожидалось. Мне стало скучно, а когда мне скучно, ничего хорошего не происходит.

Я решила покрасить волосы, но мне не хотелось идти в магазин косметики. Однако благодаря папиной диете в детском стиле я нашла в шкафу упаковку клубничного Kool-Aid[2]. Ага. Я сделала то, о чем ты подумала, – смочила кончики волос в старом добром розовом Kool-Aid. Теперь я похожа на куклу Синди, которую тетя подарила мне на Рождество шесть лет назад.

Не волнуйся. Цвет поблекнет в течение следующей недели или около того. Норман сказал, что найдет подрядчика, который поможет мне с ремонтом. Я хочу сохранить оригинальные черты Кадвалладера. Не уверена, что мне это удастся. Это место – зона бедствия. Обои проросли плесенью. Предыдущий владелец покрыл пол в гостиной ковролином. И если этого недостаточно, то на чердаке я обнаружила недоброжелательно настроенных ворон.

Google рекомендует чучела или компакт-диски, чтобы избавиться от птиц.

Я могу набить свою тигровую накидку газетами и посмотреть, поможет ли это избавить дом от ворон. Помолись за меня. Завтра я планирую начать ремонт и, скорее всего, покалечусь. Ты помнишь, что случилось в последний раз, когда я играла в мастера на все руки? Я пыталась поменять лампочку в нашем общежитии и сломала запястье. Хотя действующие лица этой игры были симпатичные. Много наклеек Тома Холланда, помнишь?

О, Рашад звонил мне! (Он оставил несколько голосовых сообщений, потому что я не отвечала на его звонки.) Этот болван думает, что я украла его кожаную куртку.

Элиас относился к своей Джозефине с уважением. Он был очарован ею. Наверное, все девушки хотят этого – чтобы парень увидел их и подумал: «Ага, она та самая». Рашад не был единственным для меня. Вообще нет. Мне нужен парень, которого больше волнуют наши отношения, чем одежда.

Я хочу парня, который будет писать мне.

Благодаря письмам и романам это место кажется менее заброшенным. У меня такое чувство, что так было предначертано, что я должна была посетить Кадвалладер и открыть для себя творчество Элиаса. Давай, смейся. Я понимаю, как устроена реальность, но забавно подумать о том, что было бы, если бы… Что, если судьба, а не мой собственный провал привела меня сюда? Что, если мы с Элиасом как-то связаны?

Эти вопросы отвлекают от более реальной ситуации. Что я одна завершаю последнее дело отца. Что я понятия не имею, что мне делать со своей жизнью. Что я украла куртку своего бывшего парня и сейчас ношу ее. Да, возможно, я еще немного побуду в своем воображении.

До скорого.

P. S. Я скучаю по своему коту.

(Отправлено с iPhone)

От: Вера Моретти

Отправлено: Вторник, 21 июня, 11:14 PM

Кому: Джози де Клэр

Тема: Re: Элиас Рох – мой новый парень

Извини за поздний ответ, Джози. Шопинг с Ноа занял весь день. Он хотел новый письменный стол, поэтому мы поехали на автобусе в IKEA и провели несколько часов, рассматривая мебель. Он далеко не самый решительный человек. Например, мы и обедали, и ужинали в магазине, потому что он не мог выбрать, куда пойти поесть.

Мы ушли около семи с креслом-мешком и без стола.

Твои сообщения скрасили день. Письма? Спрятанная рукопись? Ничего себе. Я ожидала, что ты найдешь что-то от своего отца, а не послания, написанные джентльменом эпохи Регентства, причем очень любвеобильные. Я посмотрела на фотографию, которую ты мне прислала. Черт, у Элиаса Роха просто модельная внешность. С таким контуром лица он мог бы получить работу в Нью-Йорке и Милане. (Портрет действительно похож на Йена Уайта из третьего класса арифметики. Может, нам стоит посоветовать Йену пойти в модельный бизнес?)

Продолжай читать!!!

Я с огромной радостью слышу о таунхаусе (и моей пижаме). Давай спланируем двухнедельные каникулы после окончания школы.

Мы можем остаться в городском доме на неделю, а потом поехать в Кадвалладер. Все будет как в старые добрые времена, с танцевальными вечеринками и просмотром фильмов. Может быть, мы даже сможем посетить могилу твоего отца. Я бы хотела пойти туда с тобой.

Твоя мама не понимает. Она как будто не видит, что развод и ее уход причинили тебе боль. Многие родители не понимают, и эта непреднамеренность, по-моему, хуже, чем если бы они специально собирались причинить боль… Потому что если бы они хотели нам причинить боль, то, по крайней мере, мы бы чувствовали, что нас замечают. Сейчас мои родители относятся ко мне как к чужому человеку. Когда я только вернулась из Англии, они сделали вид, что я не изменилась. Для них я все еще была ребенком с брекетами, который собирал Silly Bandz[3] и постеры One Direction[4]. Со временем они перестали пытаться узнать меня. Они уже не задавали вопросов о тебе или Стоунхилле. Они отдалились, и я винила себя. Я пожалела, что согласилась на стипендию. Я жалела, что оставила их. Но они хотели, чтобы я поехала. Они были так горды мной.