Зак отпил кофе из чашки. Он пытался изобразить полное спокойствие, но не мог сдержать дрожь в руках.

– Мои одноклассники мертвы? – спросил он с напускным безразличием.

– Нет, они в полной безопасности, – снисходительным тоном ответил Митчем и, сделав большой глоток чая, добавил соли в душевную рану Зака: – Она будет оставаться в безопасности до дальнейших указаний.

«Она… Он в курсе, что я именно о Нике забочусь». У Зака мороз пробежал по позвоночнику. Но он не показал этого.

– «До дальнейших указаний»? – лениво ухмыльнулся он.

– Брось, сынок, ты знаешь, как это устроено. У меня есть то, что нужно тебе, а у тебя есть то, что нужно мне, – заявил Митчем покровительственным, но вполне доброжелательным тоном.

Зак поморщился от слова «сынок».

– А от меня чего ты хочешь, дядя? – поинтересовался он, проклиная себя за то, что голос его звучит скорее устало и вкрадчиво, чем небрежно.

– Всего лишь твоего сотрудничества, – ответил Митчем. – Сотрудничай со мной, и со временем твоя неудачно выбранная игрушка будет возвращена тебе в полностью рабочем состоянии.

В ту же секунду Зак швырнул своей чашкой об стену. Она взорвалась фейерверком брызг и осколков, оставив коричневую кляксу на дорогих обоях.

– Все разрушения в этом доме будут компенсированы из твоего трастового фонда, – сказал Митчем.

Он послюнил палец и перевернул страницу своей газеты.

– В чем конкретно ты ожидаешь моего сотрудничества? – прорычал Зак.

– Веронику Мейсон подыскали специально для тебя, потому что она была идеальным донором для трансплантации. Чтобы подавить болезнетворный ген, который ты унаследовал. Мне нужно твое сотрудничество в виде согласия на пересадку от Вероники. Так, чтобы это доставило мне минимальное количество проблем.

Зак не был уверен, чем он больше ошарашен: тем, что услышал правду из уст своего дяди, или тем, что прозвучало имя Ники. Он подумал об Эмбер и о том, что они узнали о людях, перенесших пересадку в Академии Вилдвуда. Некоторые из них умерли. Он не рискнул бы Никой.

– Это не вариант, – твердо заявил он. – Не с ней.

– Тогда я найду кого-нибудь еще, – сухо произнес Митчем. – Ты подвергнешься пересадке. Добровольно. После чего возобновишь свое пребывание в этом имении и будешь мне подчиняться. В обмен я могу пообещать тебе ее безопасность.

– Кто-то другой тоже не вариант, – упорствовал Зак. – И я не твой миньон, найди кого-нибудь другого, кто бы подчинялся тебе.

Ни за что не останется он в этом доме, не станет повиноваться этому монстру.

– Тогда, боюсь, у тебя нет выбора, – сказал Митчем.

– Я уйду и найду ее сам. И я не вернусь, – прошипел Зак нерешительно угрозу, которая повисла в воздухе, как воздушный шар.

– Ты обладаешь разнообразными качествами, Зак, но самоотверженность не в их числе, – изрек Митчем, по-прежнему глядя в газету. – Особенно с учетом твоей патологии.

– Нет у меня никакой патологии, – процедил Зак сквозь зубы.

Митчем отложил газету.

– Тебе никогда не приходило в голову, что все произошедшее в Вилдвуде было сделано ради того, чтобы защитить тебя?

Он нахмурился. Небольшой проблеск раздражения пробежал по его бесчувственному фасаду, словно жук промчался по тротуару, убегая от приближающихся шагов.

– Каким образом ты мог пытаться защитить меня?

– Используя Веронику, мы могли бы устранить твою патологию. Мы могли бы вылечить тебя. – Повторное использование Митчемом ее имени погрузило Зака в ярость. Его дядя не имел на это права.

У матери Зака рано обнаружили болезнь Альцгеймера. Это был редкий ген, который она, вероятно, передала и сыну. Она покончила с собой, когда симптомы стали слишком выраженными, чтобы справиться с ними.

Зак уставился на дядю, сидевшего на другом конце стола. Под столом его кулаки сжались до боли, вонзая ногти в ладони. Они были влажными от пота. Услышать подтверждение дядиных планов, сделанное вслух, было тяжелее, чем он предполагал.

– Значит, ты думаешь, – рассуждал Зак, – что, украв фотографическую память Ники и пересадив ее мне, вы сможете как-то подавить плохой ген?

– Я не думаю. Я знаю, – отрезал Митчем.

Зак не разбирался в науке, но он понимал ее суть: Митчем не смог спасти свою сестру, но мог использовать Зака в качестве лабораторной крысы, чтобы преуспеть там, где однажды потерпел неудачу.

– У меня нет этой патологии, – непроизвольно повысил Зак голос, который при этом предательски задрожал.

Это невозможно. Он слишком молод. Самый ранний случай в истории произошел у кого-то в возрасте двадцати семи лет. Пройдут годы, пока Зак должен будет этим обеспокоиться. Его дыхание участилось, а сердце сильно защемило там, за ребрами. Встретив холодный взгляд Митчема, он пожалел, что позволил себе проявить столько эмоций. Позволил своему разуму это брожение, а своему дыханию участиться. Показывать свою слабость дяде не было правильной тактикой. Зак чувствовал себя газелью, демонстрирующей льву сломанную лодыжку.

Митчем скривил губы в победоносной ухмылке.

– Никто не застрахован от плохих генов.

С этими словами он встал, отряхнул свой и без того безупречный костюм и пошел к двери.

– Из других новостей, – протянул он, останавливаясь у двери, – дочь Паскаля ждет тебя в холле. Гораздо более подходящая компания, чем эта девушка-донор, если тебе интересно мое мнение, – снова ухмыльнулся он и вышел из столовой. – И ради бога, съешь что-нибудь.

Зак зарычал в пустоте большой столовой. Его голова все еще гудела. Он был зол и чувствовал себя смертельно уставшим, несмотря на болезненный сон после снотворного. Зак нерешительно откусил кусочек круассана и направился в холл, где его ждала Вайолет.

Охранники втащили Нику в кабинет Хефе. Тот встретил ее теплым и любопытным взглядом – как будто бы ничего не произошло и трех подростков не приволокли насильно и не бросили в его кабинет, как мешки с картошкой. Ника почувствовала, как рука охранника грубо сжала ее плечо, удерживая на месте.

Бастиан прошептал что-то Хефе на ухо.

– Дай-ка сюда, – велел тот, остановив при этом свой взгляд на Интеграле.

Бастиан протянул ему красную книжечку, и Хефе пролистал ее, всматриваясь в непонятный текст. Через несколько мгновений он поднял голову.

– Почему вы не обнаружили ее во время обыска? – спросил он, уставившись на Бастиана.

Тот неловко переминался с ноги на ногу.

– Она, должно быть, спрятала ее на теле, – наконец ответил он.

Хефе закатил глаза.

– Это не должно было вас остановить, – холодно сказал он.