– Это всё вы узнали от Жихарева?

– От Савелия. Девочка была первой. Грузовик успел затормозить.

– Почему же Жихарев срочно уехал?

– Ну как же? Как же! – глаза её, словно жёсткие буравчики, впились в меня. – Савелия вызвали в милицию. Он рассказал, как было. Его предупредили, пока идёт проверка, никому ни слова. Потом вызвал сам.

– Сам?

– Каримов! – её лицо раскраснелось. – Говорит: «Ты ошибся, первого секретаря на пароме не было, другая “Волга” была, ты перепутал». А такая машина на весь район одна!

– И что же Жихарев?

– Сказал мне: «Враньё всё. Выгораживает милиция Хана. Начальство защищает».

– Но зачем бежать?

– И вы спрашиваете?.. Его заставили подписать другие бумаги, а он… Он никуда не ходил, не жаловался. А куда идти? Это же Хан!

– Он в больнице оказался на следующий день?

– Вот. Савелий переживал… горе у человека, Бог сам наказал, чего уж ему ерепениться.

– Тогда что же?

– А на похоронах Хана он выпил, ну и не удержался, с приятелем поделился насчёт дочки. На следующий день к Каримову его приводом доставили, а вечером он уже на вокзал отправился за билетами. Румия позже уезжала, когда дом продала…

Мы помолчали.

– Я запишу ваши пояснения в протокол допроса. Вы не возражаете?

– Мне теперь ничего не страшно!

– И всё-таки почему вы считаете, что Жихарев умер не своей смертью?

– Из письма видно. Румия пишет, что к ним приезжал земляк. Собрались порыбачить. Савелий похвастал, что рыба у них на Чусовой не хуже нашей. Выпили и заспорили. А уехав, пропали…

Она заплакала. Но уже без крика, тихо, пряча лицо. Я ждал, выставив стакан с водой.

– Румию вызвали в милицию. Ехали далеко, добирались на лодке… Его вытащили на берег мёртвым через несколько дней, как узнали про аварию: перевернулась их лодка, а тот… земляк спасся.

Она плакала уже не переставая, но я не мешал, ей требовалось время, а не моё участие.

– Я сделаю запрос в Свердловскую прокуратуру, попрошу тщательно проверить все обстоятельства. Кстати, что за земляк у них объявился? Не упоминала она фамилии?

– Никого они не найдут, – поморщилась она и махнула мокрым платочком. – Убили его. Теперь все концы в воду.

– Проверят.

– Убили, утопили, не знаю уж каким образом… Но это так! И я очень хочу, чтобы это было известно вам!

– Розалия Эммануиловна, – деликатно попытался прояснить я, – а ваша мама ничего не рассказывала про попытку поджога?

Она замерла.

– Кстати, она знает о письме?.. Об этом визите?

– При чём здесь она? – женщина зло поджала губы. – А-а-а… Вам хотелось бы знать и другое?

Глаза её так и метали молнии:

– Да! Я была Савелию близка, нежели просто соседка! И Румия об этом догадывалась. Поэтому письмо и прислала… У нас с Савелием мог быть ребёнок!

Выкрикнув последнюю фразу, она опустила голову, обречённо помолчала и обронила:

– Отказалась я от сыночка после его отъезда…

Дверь за женщиной в чёрном платье давно закрылась, а я всё сидел за столом. Тоскливая наша профессия, чёрт бы её побрал! О чём мы мечтали, когда выбирали?..

* * *

Приостановленными уголовными делами из категории «глухих висяков», то есть безнадёжных для раскрытия убийств прошлых лет, в аппарате прокурора области ведает Черноборов, его должность так и именуется: прокурор-криминалист. До него пробовался один смышлёный, но был замечен на рынке в выходные дни, приторговывал яблоками и ягодой с собственного участка, и шеф его убрал: криминалисту не положено иметь свободное время, обязан гореть на службе, пока не покончит с «висяками». Но некоторые с длинным язычком перешёптывались, мол, вся причина в корысти: Игорушкин держал принцип – прокурорский работник ни в чём личной выгоды иметь не должен, хоть и в быту. Раз вступил на этот путь, значит, служи Отечеству, о личной выгоде забудь. Ему, как обкомовской номенклатуре, дачу предоставили, на своих участках секретари и инструкторы на пузе ползают, сорняк дёргают, помидорчики, огурчики, редиску растят, плёнкой накрывают, а у прокурора области цветов лужайка – Анны Константиновны увлечение, да бурьян с крапивой. Он на дачу выезжает с книжкой, у самовара посидеть или в волейбол постукать. Собственный пример, конечно, вещь великая, однако страсть к накопительству, к побрякушкам, не сказать про другую корыстную заразу – явления новой жизни пробивают себе дорогу. Пресекая, в милиции генерал Максинов под угрозой увольнения запретил подчинённым надевать на работу любые ювелирные украшения, вплоть до колец на руках, женщины – в шоке, мужики боятся милицейскую фуражку в машине оставить, если выезжают по гражданке в выходной на личной машине: у гаишников на этот счёт против своих грозное указание – расценивать это как злоупотребление и о каждом случае сообщать начальству. Милицейская фуражка на багажнике легковушки – намёк на особого хозяина, и генерал наказывает таких хитрецов с особой жестокостью…

Впрочем, я отклонился от темы. Вернусь к Черноборову.

Вытурив очередного кандидата, долго искали достойного, а Пашке, рассказывают, посчастливилось когда-то работать в одном из дальних районов с самим Виктором Колосухиным, этот прокурором района, а тот следователем, и ещё два орла – два помощника, один, известный уже Маркел Тарасович Бобров, а второй Юра Гавралов. Оба уже тогда большие надежды подавали, но первому суждено было отличиться Павлу, он сумел раскрыть забытое убийство многолетней давности, доставшееся от предшественника. Открыл, так сказать, дверцу шкафа, откуда вывалился прославивший его покойничек. Пошла, полетела молва, а с нею признание и слава. Черноборова Колосухин позвал в криминалисты. Пашка слыл и сейчас слывёт тихоней. Не пьёт, не курит, на женщин глаз не подымает, не высовывает носа из-под каблука Норы Павловны, жены, учительницы начальных классов, взбрыкивается лишь на работе, очакушивая время от времени очередной сенсацией. Заберёшься к нему на чердак расслабиться, а он корпит над страницами очередного запутанного дела с грустной улыбкой, ему б только не мешали.

Однако как и я, он тоже фигаро на побегушках, работать приходится за троих. В этой самой – высоким слогом выразиться – неустанной борьбе с преступностью, мы, следственное подразделение, подобны тонущему кораблю: штат мал, зарплата аховая – это зияющие пробоины, а мутная волна – преступность захлёстывает с каждым годом зловещей и настырней. Естественно, мыши удирают. В аппарате кое-как успевает латать бреши неутомимая Клавдия Ефимовна, наша кадровичка, а на местах зашиваются. Вот районные прокуроры и вопят, нет недели, чтобы не требовали Павла в помощь: с серьёзными убийствами шутковать нельзя, по горячим следам не раскроешь, считай, повиснет навечно.

Есть правило у сыщиков: в течение трёх суток не разгибать спины, а не ухватил удачу