По-прежнему шел проливной дождь, а штормовой, холоднющий ветрило хлопал ставнями домов и монументальными вывесками магазинов. Издалека доносился мрачный рев Тихого океана, волны которого разбивались об откосы порта.

— Когда мы увидимся? — спросил дон Баррехо.

— Если ты нам будешь нужен завтра, то наше письмо принесет индейский мальчишка, — ответил Буттафуоко. — Тем временем надо постараться побыстрее избавиться от фламандца, чтобы не скомпрометировать себя и…

Буканьер резко прервался и положил руку на рукоять шпаги.

— Кто это сюда идет? — тревожно спросил он.

Пять или шесть человек, одетых в серые плащи и державших в руках фонари, приближались к таверне, бормоча молитвы.

— Похороны в такой час? — удивился Мендоса.

Однако почти сразу же он, поняв, что происходит, разразился хохотом.

— Полиция предупредила отца-настоятеля соседнего монастыря, что твой винный погреб наводнен духами, и вот братья проворно собрались благословлять твои бочки святой водой. Прими их хорошенько и тяни время, как можешь. Сеньор Буттафуоко, смываемся!..

Авантюристы мигом удалились, а шестеро монахов, с хромым пономарем впереди, который нес большой сосуд со святой водой, остановились перед таверной.

Они едва обогнули угол улицы, когда мужчина, до того прятавшийся в густой тени, которую отбрасывал старинный портик,[27] бросился по их следам.

Буканьер и флибустьер, оба в хорошем настроении от выпитого в таверне «Эль Моро» вина, спокойно шли своей дорогой, философски воспринимая ливень, который никак не ослабевал. Ни один, ни другой не заметили мужчину, пустившегося по их следам; пройдя одному ему известными переулками, он пытался опередить их.

Сильный ветер обрушивался на крыши домов, то тут, то там скидывая черепицы, а то и срывая флюгера с дымовых труб. Раскаты грома смешивались с грохотом, который Тихий океан, ставший в одночасье бешеным, насылал с невероятной жестокостью на заснувший город.

Они прошли уже с десяток улиц, грязных и разбитых, потому что в те времена испанцы не очень-то заботились о поддержании улиц в порядке; гораздо важнее для них была защита от непрекращающихся атак флибустьеров, наносивших ущерб их процветающей торговле. И вот Мендоса с Буттафуоко оказались перед добротно выглядевшим трехэтажным домом; на входной двери можно было прочесть на монументальной вывеске:

ПОСАДА РИО-ВЕРДЕ

— Вот мы и пришли, — сказал Мендоса. — Ждет ли нас еще сеньорита Инес ди Вентимилья?

— В венах у нее течет индейская кровь, — ответил Буттафуоко.

— Мы, однако, припозднились.

— Я вижу свет сквозь ставни одного окна. Либо сеньорита, либо мой преданный друг Вандо бодрствуют.

Они уже приближались к двери особняка, когда человек, закутанный в широкий короткий плащ, выскочил из боковой улочки и грубо толкнул Мендосу.

— Ты что, дружок, перепился? — закричал баск. — Держи курс мористее, потому как у меня привычка: не позволять толкать себя дважды первому встречному негодяю.

Незнакомец отступил на три-четыре шага и произнес:

— Мне кажется, кабальеро, вы назвали меня негодяем, если только я не оглох.

— Чего я вам желаю от всего сердца, — с иронией в голосе отозвался баск.

— Значит, еще не оглох, — ответил незнакомец. — Могу считать это оскорблением.

— И что?

— Хотел бы знать, с кем мне придется скрестить шпаги, чтобы узнать, достойна ли ваша шпага моей.

— А кто вы такой?

— Дон Рамон де лос Монтес, сын испанского гранда.

— A-а!.. Папенькин сынок!..

— Бросьте шутить и скажите мне свое имя.

— Я достоин вас, дон Рамон де лос Монтес. Меня зовут граф дон Дьего де Алькала-и-Верагруа, герцог де Сабальос.

— А… другой? — спросил сын испанского гранда, или тот, кто выдавал себя за знатного отпрыска.

— Я не называл вас негодяем, сеньор де лос Монтес, поэтому предпочту пока что сохранить инкогнито. Хотел бы только попросить вас перенести решение вашей ссоры на завтра, так как я сомневаюсь, что вы являетесь сыном испанского гранда. На это у вас не больше прав, чем у меня на роль сына Монтесумы,[28] несчастного императора Мексики.

— Как!.. — закричал неизвестный, скинув на землю плащ и быстро обнажив шпагу. — Сначала меня называют негодяем, а потом сомневаются в моих титулах?.. Карамба!.. Это уже слишком!..

— Можно сказать, что вы ищете ссоры, — сказал Буттафуоко, у которого зародилось смутное подозрение.

— Канальи!.. Да я самый спокойный человек в мире, но когда меня заденут, становлюсь одним из самых буйных. Здесь оскорблен сын испанского гранда, а стало быть, сеньоры, должна пролиться кровь, потому как я полон решимости не дать вам уйти безнаказанно. Если вы не хотите драться, следуйте за мной, в ближайший полицейский участок.

— Ты никто другой, как жалкий авантюрист, который жаждет получить от противника очередную рану, ты худший из негодяев, — сказал Мендоса, в свою очередь обнажая шпагу.

— Или наемник, кем-то выбранный, чтобы помешать нам, — добавил Буттафуоко. — Ну-ка скажи, сколько пиастров тебе обещали за жизнь любого из нас?

— Канальи!.. Это уже слишком!.. — закричал незнакомец и отскочил к стене посады, защищая спину.

— Покончим с ним побыстрее, — сказал Мендоса. — Вы пока посмотрите, а если он убьет меня, будете мстить.

— Я размажу его по стене, как ящерицу, — ответил Буттафуоко и положил руку на рукоять шпаги.

Мендоса, как мы уже знаем, был первоклассным дуэлянтом, который уступал лишь страшному гасконцу дону Баррехо. Желая побыстрее закончить дело, пока не нагрянула ночная стража, он решительно атаковал противника, нанеся ему один за другим три или четыре молниеносных укола, которые тот с трудом парировал.

— Фу ты черт! — выругался неизвестный в некотором недоумении. — Кто был вашим учителем?

— На что это вам? — ответил Мендоса, не оставляя сопернику времени поставить защиту. — Когда я всажу в вашу грудь укол Трех корсаров, вы будете пришпилены к стене, и вместо адреса моего учителя вам будет нужен паспорт на тот свет.

— Ого! Не слишком ли вы торопитесь, сеньор?

— Подождите еще немного, и вы увидите великолепный укол — увы! — последний для вас.