— Да, он храбрец, — согласился Буттафуоко, искавший, чем бы можно было ополоснуть горло.

— Они удрали, как зайцы, — ответил дон Баррехо. — Эх, ну и комедия, друзья!.. Уж и не знаю, как мне удалось удержаться от смеха. Я едва вытерпел.

— А если они вернутся? — спросил Мендоса.

— Вот этого я и боюсь. Они могут вернуться сюда, прихватив с собой дюжину монахов. Вот чего я боюсь, друзья. Дело на этом наверняка не закончится, потому что маркиз де Монтелимар пожелает узнать, что произошло с телом и душой нашего приятеля Пфиффера. Этот фламандец начинает становиться опасным, даже когда он мертвецки пьян. Как вы полагаете, сеньор Буттафуоко?

— К сожалению, у нас могут быть большие неприятности, потому что маркиз де Монтелимар подозревает нас и пошлет по нашим следам своих людей, — поделился своими сомнениями буканьер.

— Тогда я возвращаюсь к своей первоначальной идее, — сказал гасконец. — Пойду в погреб, вскрою одну из бочек и брошу туда фламандца. Для пьяницы это будет сладкая смерть: утонуть в десяти гектолитрах хереса.

— А потом его можно вытащить, — добавил Мендоса.

— Разумеется!.. Завтра же я его выловлю, выкопаю яму и похороню его в одном из углов погреба. Что же касается вина, я сумею продать его, даже если мертвец пролежит в бочке двенадцать часов.

— Ах, каналья!..

— О, у индейцев и метисов не такой рафинированный вкус.

— Нет, — еще раз повторил Буттафуоко. — Я думаю, что этот человек может быть нам очень полезен. Если он — доверенное лицо маркиза, то мы можем узнать от него немало ценного.

— А если завтра маркиз пошлет новых людей искать его? Как только фламандца найдут, меня повесят, сеньор Буттафуоко.

— Нет ли какого укрытия в твоем погребе? — спросил Мендоса. — Может быть, у вас есть зерновой склад?

Дон Баррехо задумался, потом жахнул кулаком по столу и воскликнул:

— Нашел!.. И я открыл Америку!..

— Эй, гасконец, ты что, рехнулся? — спросил Мендоса. — Может быть, привидения и на тебя повлияли?

— Мозги гасконцев накрепко закрыты в черепной коробке вместе с двумя виноградными гроздьями; их не так просто попортить. Говорю тебе, что нашел великолепное укрытие.

— Мы тебя слушаем, — сказал Буттафуоко.

— Несколько дней назад я приобрел новую бочку, да такую обширную, что мы все сможем там поместиться. Я хотел использовать ее под мецкаль. Теперь я возьму нашего приятеля Пфиффера и затолкаю его в пустую бочку, так он, по крайней мере, не захлебнется хересом.

— Да ты находчив со своими бочками! — восхитился Мендоса.

— А разве я не стал трактирщиком?

— А если стражники вернутся и наш приятель Пфиффер, как ты его называешь, примется кричать внутри пустой бочки и предаст тебя?

— Никогда!..

— Это почему же?

— Да потому, что если он проснется, я вместо подслащенной воды волью ему в горло целую бутылку агуардьенте;[26] он снова запьянеет.

— Да ты после женитьбы стал кровожаднее каймана, — сказал Мендоса.

— Ну уж нет, сеньор мой, — запротестовала прекрасная кастильянка, — он стал после женитьбы смиреннее ангела, мой Пепито.

— Оставим в покое Пепито, речь совсем не о нем. Давайте лучше займемся Пфиффером. Вам нравится моя идея?

— Если уж нет ничего лучшего, затолкаем его на время в бочку, — высказался Буттафуоко. — Он там пробудет как можно меньше, потому что мы наняли шлюпку и отправимся искать Равено де Люсана.

— Надо не перепоить его, этого бедного дьявола, — сказал Мендоса. — Мы не хотим его смерти.

— За кого ты меня принимаешь? — возразил гасконец. — За последнего из трактирщиков, которые только существуют в обеих Америках? Я дам ему выпить самой лучшей агуардьенте, которая обходится мне в четыре пиастра за бутылку.

— Давайте покончим с этим и пойдем, — сказал Буттафуоко. — Сеньорита Инес ди Вентимилья будет беспокоиться. Она наверняка еще не ложилась.

— Как!.. Она вас примет ночью? — удился дон Баррехо.

— Мы не можем видеться днем. Предосторожности никогда не повредят, когда мы играем партию с Монтелимаром.

Они взяли лампы и спустились в погреб, быстро добравшись до конца двух рядов бочек. Там находился огромный чан, похожий на маленькую башню, из-под малаги; в нем без труда могло уместиться четыре человека.

— Как видите, бочка и в самом деле новая, — сказал дон Баррехо. — Пфифферу не грозит опасность задохнуться.

Он взял молоток и сбил верхние обручи, чтобы сбить клепки и поднять крышку. Мендоса и Буттафуоко помогали ему как могли, хотя и были неопытными в этом ремесле, тогда как гасконец уже познал его основы, и даже, может быть, лучше бочара.

— Гнездо готово и может принять дрозденка, — сказал дон Баррехо через несколько минут. — Разыщите Пфиффера, пока я снимаю крышку.

Несчастный фламандец блаженно храпел под бочками, словно в своей постели.

Буттафуоко и Мендоса взяли это неподвижное тело и передали его гасконцу, который опустил фламандца в чан, даже не посмотрев на дно монументального резервуара; после этого он быстро поставил на место крышку, но не стал как следует подгонять ее, так что воздух мог свободно циркулировать туда и обратно.

— Я не боюсь, что кто-нибудь его найдет, — сказал дон Баррехо, справившись с этой работой.

— Однако можно же услышать, что внутри кто-то сопит или храпит, — усомнился Мендоса, приложив ухо к бочке.

— Ошибаешься, дружище, — ответил гасконец. — Хорошее вино всегда бурлит. Разве оно не булькает, когда начинает ферментироваться?

— Ты бесподобен, дон Баррехо, — сказал Буттафуоко. — Уверен, что с вашей помощью можно без труда увезти сеньориту ди Вентимилья к месту рождения ее матери и получить наследство, оставленное великим касиком.

— Вы хотите сказать, сеньор Буттафуоко, что все еще рассчитываете на мою драгинассу, — сказал дон Баррехо.

— Мы приехали сюда, чтобы забрать вас с собой. Хватит, побыли в трактирщиках. Вы же дворянин, и со шпагой управляетесь куда лучше, чем с бутылками.

— Я и в самом деле начал смертельно скучать и оплакивать былые времена, когда под командой сына Красного корсара шел на приступ какого-нибудь судна или какого-то дома не реже одного раза в неделю. А моя жена?

— Оставь ее здесь, хозяйничать в таверне, — сказал Мендоса. — Когда мы вернемся, тебе не надо будет торговать вином, и Панчита сможет хвастаться драгоценностями и богатыми одеждами, сколько захочет. Пошли, сеньор Буттафуоко.

Они поспешно поднялись по лестнице, накинули плащи, проверили шпаги и кинжалы, а потом, потрепав по щеке прекрасную кастильянку, так что дону Баррехо нечего было и сказать, флибустьер и буканьер осторожно выглянули на улицу.