– Теперь мне можно уехать? – спросил я.

– Да, конечно, – равнодушно проговорил он. – Никто тебя здесь не держит.

Ретник хитро посмотрел на Джейн, разговаривавшую в этот момент с адвокатом Джефферсона.

– Ты узнал, была ли она дома, когда убили китаянку?

– Я оставил этот вопрос для вас, – ответил я. – Сейчас с ней как раз адвокат, подойдите и спросите сами.

Он покачал головой и усмехнулся.

– Я еще не сошел с ума, – сказал он. – Ну, желаю приятно провести время. Остерегайся китаянок, насколько я знаю, они совершенно бесподобны в постели.

Я ушел, стараясь подальше обойти адвоката и Джейн Уэст. Дождавшись, когда она останется одна, я присоединился к ней у выхода.

– Я могу вылететь завтра, – сказал я, когда она окинула меня безразличным взглядом. – Можно забронировать билет?

– Хорошо, мистер Райан. Билет будет у вас вечером. Еще что-нибудь?

– Неплохо было бы иметь фотографию Германа Джефферсона. Сможете ли вы ее достать?

– Фотографию? – удивленно переспросила она.

– Она может мне понадобиться. Я захвачу также и снимок его жены.

– Я достану вам фотографию.

– Вы не согласились бы встретиться со мной где-нибудь сегодня вечером? Тогда мне не нужно будет ехать к вам. У меня еще куча дел до отъезда. Допустим, в восемь в баре «Астор»?

После некоторого колебания она утвердительно кивнула головой.

– Благодарю вас.

Она снова кивнула, холодно улыбнулась и, сев в двухместный «Ягуар», уехала.

Какого бы я ни был лестного мнения о своей особе, я понимал, что на меня она и не взглянет, поскольку ей светит столько денег.

Я отправился в контору и оставшуюся часть дня приводил в порядок свои дела. К счастью, не было ничего срочного, что не могло бы подождать две недели. Я надеялся, что столько торчать в Гонконге не придется. Я уже подумывал, не пойти ли за сэндвичами, когда в дверь постучали и на пороге возник Джек Уэйд.

– Я не задержу вас? – спросил он. – Мне только хотелось бы узнать время похорон Германа. Вы не знаете, когда они состоятся? По-моему, мне следует на них присутствовать.

– Они состоятся завтра, но точное время мне неизвестно.

Он смутился.

– Может быть, мне стоит позвонить мисс Уэст? Не знаю, будет ли уместен мой приход.

– Сегодня вечером я увижусь с ней, так что могу спросить о времени похорон.

– Пожалуйста, сделайте одолжение, – он оживился. – Простите, что я отнимаю ваше время, мне просто пришло в голову… – Он не закончил фразу.

– Ничего.

– Как прошло следствие?

– Как и следовало ожидать, оно отложено. – Я закурил сигарету. – Завтра вылетаю в Гонконг.

– Вы? – он слегка удивился. – Вот это поездка! Связана с этим делом?

– Конечно. Старик Джефферсон поручил мне выяснить прошлое китаянки.

– Знаете, Гонконг – это одно из мест, где мне хотелось бы побывать.

– Я сам себе завидую.

– Ну что же, интересно, что вам удастся узнать. – Он переступил с ноги на ногу. – Надеетесь найти там какие-нибудь следы?

– Понятия не имею. Но во всяком случае, попытаюсь.

– Вы виделись с мистером Джефферсоном. Как он выглядит?

– Выглядит неважно и, по-моему, долго не протянет.

– Жаль, очень хороший старик. Должно быть, смерть Германа здорово подкосила его. – Уэйд направился к выходу. – Я просто на минуточку заглянул к вам. Желаю удачной поездки. Что-нибудь нужно сделать за время вашего отсутствия?

– Спасибо. Я просто запру контору.

– Что ж, тогда до свидания. Любопытно, каким вам покажется Гонконг. И не забудьте спросить о похоронах. И, кстати, узнайте, можно ли прислать цветы.

– Я сообщу вам все завтра.

Я заехал в полицию и взял обещанную Ретником фотографию Джоян. Это был хороший снимок. Фотографу удалось придать ее лицу живое выражение. Девушка, без сомнения, была привлекательной. Я спросил служителя морга, как распорядились относительно похорон. Он сообщил, что ее похоронят завтра за счет Джефферсона на Вудсайд-самитри. Это было кладбище для привилегированных жителей Пасадена-сити.

Ровно в шесть я запер контору и отправился домой упаковывать чемодан. Потом побрился, принял душ и, надев чистую рубашку, поехал в бар «Астор».

Я был на месте без пяти восемь.

Джейн Уэст появилась в баре, когда минутная стрелка на моих часах стояла ровно на пяти минутах девятого. Она вошла с уверенным видом хорошо одетой красивой девушки, сознающей свою привлекательность. Пока она шла к моему столику, мужчины провожали ее взглядами. Мы сказали друг другу несколько вежливых банальных фраз, и я заказал ей мартини. Сам я пил виски. Она передала мне билет на самолет и кожаный бумажник.

– Вот вам гонконгские доллары, – сказала она. – Это избавит вас от лишних хлопот. Кстати, я могу заказать вам номер в отеле по телефону. «Мирамар» или «Пенисулар» – самые лучшие отели в Гонконге.

– Спасибо, но я решил остановиться в гостинице «Небесная империя».

Она кинула на меня быстрый взгляд и сказала:

– Да, конечно.

– Вы не забыли фотографию?

Пока официант снимал с подноса блюда, она открыла сумочку и передала мне конверт.

Большой глянцевый чудесный снимок скорее всего был сделан профессионалом. Мужчина, изображенный на фотографии, пристально смотрел в объектив. Неприятное лицо: смуглое, с густыми черными бровями, с сильной, безжалостной челюстью и узким ртом. Такие лица часто встречаются в полицейских досье. Это было для меня полной неожиданностью. Герман Джефферсон почему-то представлялся мне более добродушным и беспечным человеком. Этот же мужчина был склонен к насилию и жестокости. Я вспомнил слова, сказанные Джейн Уэст: «Он страшный человек, и у него нет хороших качеств». Теперь я мог ее понять. Я посмотрела на Джейн. Она бесстрастно наблюдала за мной.

– Я понимаю, что вы имели в виду, – сказал я. – Он совершенно не похож на своего отца, не так ли?

Она ничего не ответила. Я спрятал снимок в бумажник, и тут мне захотелось показать ей фото Джоян.

– Вы спрашивали меня, хорошенькая ли она. Вот, посмотрите.

Какое-то время она раздумывала. Мне показалось, что она побледнела. Потом взяла снимок, и рука ее была достаточно твердой. Теперь наступила моя очередь наблюдать, как она рассматривает снимок. Ее лицо ничего не выражало, некоторое время она рассматривала фото, потом вернула его мне.

– Да, она красивая, – холодно констатировала она.

Я поднял бокал, и мы выпили.